Гриша с пониманием кивнул головой, предложил доктору стул и пиалу чая и вопросительно посмотрел на Адхама, требуя более содержательного и внятного объяснения, чтобы, в общем, понять картину и принять правильное решение.
— Под Сакарчагой у чабанов в костре что-то взорвалось. Мальчишку сильно поранило. По радио помощи запросили.
Гриша еще более внимательней посмотрел на часы и на Сашу. Теперь ему требовалась информация о возможностях без, а точнее, с минимумом нарушений выполнить полет.
— Даже при самых благоприятных условиях и при попутном ветре в обоих направлениях и то сумерки прихватываем, — прочитал приговор Саша. — А я уже и дорисовать весь рабочий день успел, так сказать, полностью завершил виртуально летный день.
— Плохо, поспешил. А как дела на метеостанции? — спросил Гриши диспетчера.
— Еще хуже, — обреченно вздохнул Адхам. — Плюс сорок четыре. И понижение ожидается нескоро. Возможно, лишь к утру, да и то незначительное, градусов на пять.
— М-да, — сказали все втроем: Гриша, Саша и Миша и ненадолго примолкли.
Взвешивалось все за и против, хотя на весы "за" положить было совсем нечего. Законы авиации и природа придавили свою сторону плотно и безапелляционно. Но лететь надо, перетягивая запретную сторону весов в обратную сторону, так как под угрозой жизнь маленького человечка. Пусть глупого и во всем виновного, но гражданина страны, сама жизнь которого зависит сейчас от их решения. А лететь нельзя, поскольку под угрозой летная карьера экипажа. А по всем метрическим законам, своя рубашка ближе к телу, чем какого-то чабанского сынишки.
Но с другой стороны, так обидно и стыдно ведь, что ради карьеры не захотели спасти. Совесть мучить не будет, поскольку никто их не осудит и не накажет за отказ. Даже похвалят и в пример поставят, мол, какие молодцы, что не поддались на сантиментальные уговоры, не нарушили параграфы летных документов.
Молчание и размышления экипажа несколько раз пытался прервать врач Ниязбай. Просил ускорить процесс принятия решения, страстно подбирая убедительные доводы, словно там далеко истекает кровью очень близкий ему человек.
Помолчали еще минут пять. Больше для приличия и повышения своей значимости. Нельзя же сразу по первому призыву поддаваться и сдаваться. Так можно и лицо потерять. Вертолет не телега, или арба, как это транспортное средство у них зовется. Но все уже понимали, как поступить. Конечно полетят, и обязательно спасут ребенка, поскольку авиация для того и существует, чтобы по первому призыву спешить на помощь. Не ради цветов и лавров. Это их работа. А в данную минуту кроме них этого не сделает никто. Жизнь того далекого пиротехника только в их руках. Он умирает, а наша задача — спасать.
Хочется заметить и уточнить, что данный эпизод совершенно не означает, что их работа состоит сплошь из нарушений. Экипаж, чаще всего, старается придерживаться правил, что регламентируют работу авиации. Но иногда приходится отступать от общих правил, грубо нарушать законы, поддаваясь на такие вот уговоры. Разумеется, это делалось только в полной уверенности в свои возможности, стопроцентно доверяя технике и при отсутствии контроля, зная, что в данный момент о проверяющих и контролирующих даже речи не может быть. И, как всегда, во главе угла общенародный принцип: "со мной ничего и никогда плохого случиться просто не может". И не должно.
Такие незначительные отступления от законов сверху не очень поощряются. А даже наоборот: строжайше пресекаются, а нарушители жесточайше высекаются. Но сама жизнь часто просит не быть всегда пунктуальным и законопослушным к буквам параграфов. Хотя нарушать их иногда бывает страшновато.
— ПВО известил? — спросил Гриша у Адхама.
— Да, договорился. Связь на всем пути поддерживаете с ними. Со мной выходить лишь по моему вызову. Они вас будут вести весь полет. Только опознавательные не забудьте включать.
— Саша, запишешь коды и с Мишей бегом на вертолет. Я заскочу на вышку.
Больше не думали и не говорили. Лишь готовились к срочному вылету в неизвестность. До Сакарчаги долетели без задержек и приключений. Ветер в том направлении хорошо облегчил полет, подталкивая и подгоняя вертолет. Только один раз их отвлекли два симпатичных и стройных джейрана, выскочившие из-под капота. Запрыгали, засуетились в панике, выбирая направление для бегства. Затем остановились на бархане и со страхом следили за источником беспокойства. Гриша выполнил глубокий вираж над ними и с восхищением воскликнул:
— Красота!
— А вкуснотище-то, какая! — мечтательно пропел по СПУ Саша, потирая район желудка.
— Чудесный шашлык по пескам бесхозно бегает. Обидно, что спешим, а то с собой прихватили бы, — с сожалением произнес Миша, проглатывая слюну в совершенно пустой желудок.
Гриша вывел вертолет на курс и с осуждением произнес:
— И как только у вас рука поднимается на такую красотищу? Глазами любоваться надо, а не желудком.
— А он сегодня шашлык ногами кушать будет, — иронически заметил Саша, подмигивая бортмеханику.
— Эквилибрист-эксцентрик выискался, — поддержал осуждения второго пилота Миша.