Игла смерти

– Извиняй, начальник, это от меня не зависит, – равнодушно проговорил Гиви и поправил штаны.

– Присядь-ка. Есть разговор.

Закончив свои неотложные дела, «больной» вразвалочку подошел к солдатской койке и плюхнулся на нее.

Гиви Эмухвари был обычным вором-рецидивистом, ровесником двадцатого века. Тощая сутулая фигура, синий орел на груди, тяжелый прилипчивый взгляд и сжатые кулаки в длинных рукавах коричневой пижамной куртки.

Начинал он криминальную карьеру в Кутаиси, затем перебрался в Тифлис. К середине тридцатых годов зрелому вору в Закавказье стало тесно и опасно – слишком много нажил врагов. Потому перебрался в Краснодар, но и там не остепенился, не завязал. В одном из эпизодов своей криминальной деятельности, вошедших позже в объемное уголовное дело, Гиви вымогал деньги у рыночного торговца. Тот упорствовал, не платил. Тогда грузинский вор выкрал его младшего брата, запер в сарае на городской окраине и каждый день отрезал по пальцу. Пальцы он подкидывал в свертках под дверь торговцу до тех пор, пока тот не стал сговорчивым.

Жизнь Гиви Эмухвари состояла из преступлений и отсидок в лагерях. Он даже не пытался отыскать кусочек малоизведанной для него суши, затерявшейся между этими двумя морями. Выходил из лагеря, отсыпался, отъедался, отпивался. И снова нырял с головой в набегавшую волну подвернувшегося криминального дельца.

Удивительно, но сейчас зацепиться оперативникам было практически не за что. Не успел Гиви нагуляться и чего-то натворить. Или же натворил так, что органы пока были ни сном ни духом. Развалившийся перед гостями рецидивист прекрасно это понимал.

За дело взялся Егоров. Старцев отошел к окну, приоткрыл узкую створку, закурил. Мешать Василию плести кружева переговоров он не собирался. Закурил же специально, чтоб подразнить табачком Эмухвари. Сам грузин ни о чем не попросит – воровское достоинство не позволит, а подразнить и поцарапать нездоровые нервишки можно.

Егоров говорил с Гиви ровно и на его языке. Без излишней вежливости, но и без грубых оборотов, без угроз. Разговор понемногу расходился.

– …За мной, начальник, ничего нет – чист перед законом, – уверенно вещал уголовник. – Да, ширяюсь всякой гадостью, но это мое личное дело. Я строго чту статью 179 УК РСФСР – не изготавливаю, не храню с целью сбыта, не сбываю.

– Чем баловался?

– Разным… Промедол, текодин, амфетамины… Чего достанешь, тому и рад.

– А на немецком препарате давно? – аккуратно подводил к главному Василий.

– Как вышел на свободу, так и подсел. До последней ходки о нем никто не слыхивал, а тут нате вам. Встретил Белугу, он и рассказал о новом марафете.

– Ты на свободе с конца мая, верно?

– Да, скоро три месяца как гуляю.

– И прям-таки чист?

– Как скальпель у здешнего хирурга. Не нагулялся еще, вот и живу паинькой.

– Что ж, поверю, пока наши люди изучают твои старые дела, – пообещал Василий.

Вор осклабился:

– Проверяй – не проверяй, а все дела закрыты, и долгов я по ним не имею.

– Это верно. Но есть одна деталь.

– Какая? – насторожился Гиви.

– По делу наркотического притона в Грохольском ты проходишь как пострадавший и свидетель. К тому же, как выясняется, имеешь наркозависимость[40].

– Ну? – не понял вор.

– Понимаешь, ввиду твоей криминальной биографии выпустить тебя из этой больнички после выздоровления не получится – начальство и прокурор не позволят. Поэтому есть варианты.

– Какие?

– Либо на время расследования посидишь в Матросской Тишине, либо останешься отдыхать здесь.

Здешние условия Гиви оценить успел. Никакого особенного распорядка. Трехразовое питание, и не жидкой баландой, а нормальными продуктами: утром каша, кусок хлеба с маслом и сладкий чай; в обед тарелка вполне приличного наваристого супа, второе блюдо и компот из сухофруктов; на ужин картофельное пюре с рыбой или кусочком мяса. Можно почитать газету, книгу, поглазеть в окно или перекинуться парой фраз с симпатичной медсестрой. И спи сколько влезет. Ни вышек с вертухаями, ни тяжелых работ. Ни туберкулеза, ни дифтерии. Ни злющих собак, ни карцера. Форменный санаторий!

– А чего хочешь, начальник, за то, чтобы я остался здесь? – хитро прищурился грузин.

– Хочу услышать все, что ты знаешь о Лёве Северном и его притоне.

– Что-то слишком много за палату с запертой дверью! Не такая большая разница между этой палатой и камерой.

– Ты забыл о принудительном лечении, – напомнил Егоров. – Оперативно-следственные мероприятия мы закончим дней за пять. А дальше либо свобода, либо два-три месяца палата в закрытом медицинском учреждении.

Егоров был убедителен, но Эмухвари тянул время, сомневался. И тогда Старцев решил ему помочь.

– Кури, – протянул он пачку.

Кивнув, Гиви вытянул папироску. Старцев подал спички.

Пока вор прикуривал, он между прочим бросил:

– Не понимаю, чего ты ломаешься. Боишься? Так о нашей беседе никто не узнает.

– Так уж и никто?

– Как видишь, мы беседуем без протокола – это раз. И потерпевших четверо плюс Белуга. На тебя подумают в последнюю очередь. Ты ведь вор, а не шелупень подзаборная. Это два.