Дубов уже был как-то женат. Он женился сразу после армии, просто-таки вкатился в семейную жизнь на волне молодого азарта, задора, ненасытного желания. Супруга ему попалась очень славная – резвая, бойкая хохотушка... Но это было все, что по прошествии десятка лет Дубов мог про нее вспомнить. Они прожили год, а потом разошлись – относительно тихо, без скандала и раздела имущества, благо и делить тогда оказалось еще нечего. Он любил ее, страшно переживал, потому решил проявить благородство, отпустить супругу без сцен. Отпустить и надеяться, что она к нему еще вернется, одумается. Что-то там у нее намечалось с большим начальником, у которого она служила секретаршей, которого покорила своим легким характером и заливистым смехом... Женился тот чиновник на ней или нет, Дубов так и не узнал. До него как-то вдруг дошло, что за жену бороться надо было, а не отпускать вот так, на четыре стороны! Но поезд ушел.
Потом ему стало не до барышень, он деньги зарабатывал. Тогда денег ни у кого не было, и отчего-то они казались гарантией счастливой жизни вообще и жизни семейной в частности. Конечно, Дубов не монахом жил, появлялись у него девушки! Одна только и знала, что скакать по клубам, имела кучу знакомых музыкантов и сама не чуждалась высокого искусства. Пела она. Не популярные хиты под водочку и караоке, это бы еще полбеды, а песни собственного сочинения под гитару! Будущая Дженис Джоплинг крепко надеялась на Дубова в смысле своей грядущей славы. Но у того от пения девицы закладывало уши, в клубах он скучал, а вкладывать деньги в раскрутку возлюбленной не хотел.
Другая пассия была всем хороша, но постоянно сидела на диетах. В ресторане девица, отнюдь не страдавшая лишним весом, заказывала салат без заправки и минеральную воду без газа, а потом с завистью заглядывала в тарелку кавалера, где исходил душистым паром янтарный осетровый бочок! Она пыталась обратить в свою веру и Дубова, проповедовала, сверкая голодными глазами, пользу овсяных отваров и пророщенных пшеничных зернышек.
– Да что ж я – курица, что ли? – пугался Дубов.
Расстаться с ней было актом милосердия. Как говорится, сытый голодному не товарищ.
Были еще и другие... Только вот ни одну из них он не решился бы познакомить с мамой, слишком хорошо представляя, в каких выражениях та могла бы охарактеризовать «невест»! Где подбирает их сынок, на каких панелях? Гулены, бездельницы, хабалки! Хищницы! Пожалуй, что и так. Дубов выглядел легкой добычей.
Поиск подруги оказался похожим на рулетку. Лучше вообще не начинать, а уж если начал, то бери первый же выигрыш и уноси ноги, иначе рискуешь лишиться не только денег, но и последнего ума-разума! И вот подвернулась Оленька, «девушка трудящаяся». У нее на Дубова, казалось, были серьезные виды. Она не стала изводить его свиданиями в грохочущих клубах и походами по ресторанам, быстренько переехала в его дом и бойко принялась вести хозяйство, то есть переставлять мебель, переклеивать обои по своему вкусу и шпынять домоправительницу Любовь Тарасовну. Это было правильно, по делу – все, как у людей, и Дубов все нововведения кротко одобрял, а перед Тарасовной украдкой извинялся и повысил ей жалованье. Кроме того, Оленька его любила, целовала и называла своим бриллиантовым принцем!
Дубов протер запотевшее зеркало, увидел себя и вздрогнул. Все никак не мог привыкнуть к тому, что зеркальная поверхность бесстыдно увеличивала отражаемое в пять, а то и в десять раз! Якобы так удобнее бриться! Может, и удобнее. Но эта седеющая щетина, как у старого ежа, этот топорный нос, грустные глаза бассета и жесткие прутья волос над пористым лбом!
– Это я-то бриллиантовый принц! – хмыкнул Дубов. – Заросли-с, ваше высочество! Пожалуйте бриться!
Одним словом, его все устраивало. Даже то, что Оленька словно бы не торопилась выходить за него замуж. Он уж как-то делал предложение, но выяснилось, что не по правилам. Счастливая суженая, не смутившись, поведала ему об этом.
– Дубов, милый! Я так рада! Но мне бы хотелось, чтобы все это было иначе! Представь себе: Париж. Ночь. Мы с тобой в ресторане на Эйфелевой башне. Все утопает в красных розах. Внизу море огней, а в зале полутьма, играет нежная музыка. Ты встаешь на одно колено и протягиваешь мне кольцо с бриллиантиком от Тиффани...
Дубов удрученно кивал. Он догадывался, что сцена обручения целиком взята из романа некой Даниэль Шепп «Люби меня по-французски», там еще Эйфелева башня на обложке была и миллион алых роз. Красота, аж сердце замирает! А пока оно замирает, в уме щелкает калькулятор. Билеты в Париж, плюс гостиница класса люкс, плюс ресторанный счет, плюс немалый тиффаниевский бриллиантик... Солидная выходит сумма, а если учитывать все побочные расходы, то ее следует умножить на два. И это только обручение, а что суженая на свадьбу запросит?