Игла в сердце

— Кукол на свете много. У него был сайт, он продавал их. — Он намеренно не называл Валентина Петровича ее отцом. — Возможно, Инга купила куклу сама. Алик вообще считает, что она собиралась извести мужа. Это не важно. Ингу не убили, она умерла от снотворного. Кукла ни при чем.

— А шаги и музыка?

— Они были у нее в голове. Никто, кроме нее, не играл на пианино. Во всяком случае, там только ее отпечатки.

— Знаешь, я его боялась… — Вита повернулась к Шибаеву, ей хотелось выговориться, и он был единственным, кому она могла сказать все. — Он не бил меня, не кричал. Он наказывал по-другому. Помню, я стояла босая и раздетая на крыльце, и пошел снег… А однажды я тайком взяла спички, и потом он держал мою руку над огнем… Такие у него были методы воспитания. А потом он исчез. И за все годы — ни строчки, ни звонка. Мама о нем никогда не вспоминала. Когда я стала старше, я спросила про него, и она ответила, что он был очень своеобразный человек. И все. Говорить о нем она не хотела. Тетя Люша сказала, что он был колдун. Ведьмак. Мог отвести глаза, лишить памяти, заколдовать — и человек вел себя как одержимый, говорил не своим голосом, лез в драку. И куклы его ведьмовские. Он сам их шил из мешковины. Сначала рисовал, а потом шил, сидел часами. — Ее передернуло. — Когда он ушел, мама собрала кукол и сожгла. Знаешь, я смотрела на него в гробу, черного, бледного, страшного, и мне казалось, что он сейчас откроет глаза и взглянет на меня. Я смотрела и думала: это мой отец, это мой отец… И ничего, одна пустота. Даже облегчение. Я, наверное, бесчувственная, он все-таки отец, и он любил меня… по-своему.

Шибаев снова вспомнил, как схватил ее на крыльце, сдавил, она издала какой-то неясный звук, вскрикнула или резко выдохнула… Как можно было ее не узнать? Он бы узнал! Если бы не удар в лицо… Узнал бы.

Он молчал, давая ей выговориться, понимая, что сейчас она прощается со своим прошлым, с отцом и со всем, что с ним связано: с проклятыми куклами и детскими страхами. И с Кириллом. Дай бог, чтобы навсегда.

— Когда он пришел, почти год назад, я сразу его узнала — он не изменился. Прошло больше двадцати лет, а он не изменился. И я подумала: может, и правда, колдун? Когда он рассказывал про брата, он так смотрел на меня, что мне стало страшно. И я подумала, что он не простил мне, и такое чувство вины перед ним, перед братом… Ты себе не представляешь!

Она замолчала. Молчал и Шибаев. Они подъехали к ее дому.

— А сейчас он пришел опять и сказал, что мы уедем. Когда я пряталась, я все время стояла у окна и смотрела на улицу, мне казалось, что он вот-вот появится, что он найдет меня. Он позвонил и сказал, что ты у него. Я думаю, он знал про нас. Мне все время казалось, что на меня кто-то смотрит. Может, правда, колдун. Он чуть не убил тебя… Обещал отпустить, если мы уедем. Он не собирался тебя отпускать, он все врал! Это все из-за меня. Мой отец чуть не убил тебя…

…Она словно услышала пронзительный звонок телефона. Она вспомнила, как смотрела на телефон на письменном столе, не смея взять трубку. Звонки через минуту прекратились. Ошиблись номером! Электронные часы на стене показывали три ночи. Или утра. Телефон зазвонил снова, и она почувствовала ужас. Замерев, смотрела на мигающую красную лампочку и не могла заставить себя протянуть руку. Телефон замолчал, но через минуту взорвался снова. Молчание и взрыв. Молчание и взрыв. Игра в кошки-мышки. Он прекрасно знал, где она. Он все о ней знал. Она словно видела, как он, ухмыляясь, снова и снова нажимает кнопку вызова. И, понимая, что деваться некуда, она обреченно, как приговоренная к казни, взяла трубку и поднесла к уху. Она услышала низкий, спокойный, добродушный голос, от которого по спине у нее побежали мурашки. Голос отца.

— Прячешься, — произнес он, и она почувствовала, что он улыбается. — Глупая моя девочка, неужели ты не понимаешь, что мы одно целое, и теперь не расстанемся? В чужом и холодном мире так мало людей, с которыми покойно и надежно. Твой друг, частный детектив, сейчас у меня в заложниках. — Он рассмеялся. — Я пообещал ему: как только ты придешь, он сможет уйти. Сейчас ты пойдешь домой и соберешь вещи. А потом ко мне. Запоминай адрес. Ты слышишь? Я буду ждать. Знаешь, что будет, если ты не придешь? — Она молчала. Не дождавшись ответа, он сказал, жестко разделяя паузами каждое слово: — Я. Его. Убью. — Она услышала тонкие пунктирные сигналы отбоя…

…Они сидели в машине, глядя друг на дружку. Лицо Виты было печальным и очень серьезным.

— Ты ни при чем. Просто ему захотелось меня убить. Настроение накатило.

— Почему, Саша? Это что, ревность? Вот так взять и убить? Когда я спустилась в подвал и увидела тебя на полу, связанного, и его, неподвижного, с кровью на лице… И лампу эту жуткую на шнуре с потолка… Это был такой ужас! Я думала, ты умер. Что вы оба умерли! Он собирался замуровать тебя! Мой отец! Колдун проклятый… — Она закрыла лицо руками и заплакала.

Шибаев привлек ее к себе, прижался щекой к макушке и сказал: