Игнач крест

Он снял со стены гусли, напоминавшие ему аль-уд[78], и стал ловко перебирать струны; издавая то низкие, то высокие звуки, они сливались в непривычный для русского слуха напев. Это была песня, которую он исполнил на испанском языке, а потом сам и перевел:

В Саламанку, школяр, в Саламанку скачешь!
Там тебя никто не знает, не поймет, не приласкает.
А той, что быть твоей желает, чем, изменник, платишь?
В Саламанку, школяр, в Саламанку скачешь![79]

Дарья между тем стала пододвигать к рыцарю рыбные блюда и напитки, поставила перед ним расписную деревянную миску, глиняную кружку, положила деревянную ложку с резной ручкой. Иоганн с удовольствием отведал несколько блюд и выпил сбитень[80]. Лукаво посмотрев на него, Александра сказала:

— Дядя Иоганн, тебе да и нам всем нужно было бы отдохнуть, ведь заутро в Торжок, но я вижу, ты вовсе не настроен идти почивать…

Рыцарь повел своим хрящеватым носом, растянул тонкие губы в какой-то детской открытой улыбке и негромко ответил:

— Конечно, мой воевода, ты права. Вряд ли я сейчас заснуть смогу…

Рыцарь испытывал какую-то необыкновенную легкость и возбуждение, что передалось его товарищам. Александра Степановна, уловив это, сказала с несвойственной ей беспечностью:

— Ну что же, пусть будет по-твоему, тем паче что сегодня день особый — в полночь наступит Новый год. Лето 6746 от сотворения мира.

— Новый год! — с удивлением воскликнул рыцарь. — Уже два месяца как начался 1238 год от Рождества Христова. — Тут он хлопнул себя по лбу. — Я совсем забыл, что вы приход Нового года, как древние римляне, первого марта отмечаете — в честь бога Марса, который раньше богом весны и годового равноденствия почитался, а не богом войны. Весна — начало новой жизни! Надо ваш русский Новый год достойно встретить.

Дарья взяла большой кувшин со сбитнем и стала обносить всех, приговаривая:

— Пусть умрет старый год, но не люди…

Когда она наливала, разноцветные стеклянные браслеты на ее запястьях мелодично позвякивали.

— Новый год не неделя, есть еще дни впереди, — поддержал ее Трефилыч.

Поднесла Дарья сбитень и боярышне Александре, и князю Андрею. Александра поблагодарила свою кормилицу и пожелала ей в Новом году счастья да радости, потом первая осушила кружку, все с шумом и прибаутками последовали ее примеру.

Князь Андрей с удовольствием ощутил давно забытый вкус сладковатого и пахучего напитка.

Только успели выпить, как раздался сильный стук в дверь. Иоганн вскочил и потянулся к мечу, стоявшему у стены, но Дарья улыбкой и знаком успокоила его, и он снова опустился на лавку.

Между тем из-за двери послышалось громкое и довольно стройное пение:

Ежели хотите, чтобы в доме не было зла,
Поля чтоб урожайными были,
Мед не испортился и ворог не пришел,
Откройте дверь перед танцующей козой.

Устинья проворно отворила дверь, и в горницу ввалились трое ряженых с горящими лучинами в руках. На одном была голова козла, да и облачен он был в вывороченный мехом наружу козий тулуп, на другом — голова коня, у третьего на конце неестественно длинной шеи покачивалась из стороны в сторону страшная уродливая личина из тыквы с горящими глазами-плошками. В поводу это чудище вело на цепи живого медведя, который изредка рычал и смешно переваливался с ноги на ногу.

Тут Трефилыч подал боярышне Александре большой ржаной каравай. Она взяла его обеими руками, протянула к востоку и певуче сказала:

— Приди весна, приди солнце красное, обогрей землю. Пусть вырастут хлеба высокие, травы сочные, пусть тяжелыми будут колосья и легкими души. Аминь.

Все выпили, и Дарья с Устиньей опять наполнили кувшины. Рыцарь не отставал от других. Зато Афанасий совсем не пил и следил за всем происходящим с большим неудовольствием.

В горницу набивалось все больше и больше народа, и в общей суматохе медведь вырвался от чудища, подошел к Дарье и потянул ее когтистой лапой.

«Кого-то мне напоминает его походка», — мельком подумал рыцарь, вскочил и загородил собой Дарью, защищая ее от зверя. Тогда медведь облапил его самого и стал сжимать все сильнее и сильнее, Иоганн отвечал ему тем же. Несколько минут они молча боролись. Доносилось только тяжелое дыхание человека и животного. Со стороны казалось, что они просто стоят обнявшись.

И тут вдруг, к удивлению Иоганна, медведь заговорил человеческим голосом:

— Ну, хватит, боярин! Ты так мне все кости переломаешь. Шуток не понимаешь, что ли? — Морда медведя откинулась, и из его шкуры показалась голова Евлампия. Лицо его было красным от напряжения, по щекам струился пот.

Кругом засмеялись.

«Медведь» схватил за руку Дарью, Дарья — рыцаря, он в свою очередь подал руку Александре, и закружился хоровод! Всё новые люди вставали из-за стола и становились в круг вперемешку с ряжеными.