Читаем Игнач Крест полностью

Князь с волнением ждал прихода Александры, которую знал с раннего детства. Она неизменно участвовала во всех играх и проказах, которые они устраивали с братом Федором, с тех самых пор как отец окончательно перевез их сюда из Переяславля. А было это лет восемь тому назад… Александр недолюбливал брата, хотя и понимал, что это плохо, что Господь его осудит, но ничего не мог с собой поделать. И сейчас, когда прошло уже четыре года и девять месяцев со дня смерти Федора, совесть все еще продолжала мучить его. Маленького роста, щуплый Федор всегда преданно смотрел своими грустными карими глазами на младшего брата, но не находил отклика в душе живого, подвижного и честолюбивого Александра, который старался избавиться от него и от соглядатаев вроде дядьки Федора Даниловца или тиуна Якима как можно быстрее. Приплыв с княжеского подворья своего отца на Городище, он спешил в условленное место, где сажал в ладью Александру, и они отплывали в сторону Спаса на Нередице. Почему их так тянуло к этому храму? Может быть, оттого, что монастырский храм этот стоял совершенно одиноко на холме и так неожиданно возникал за поворотом реки? Вокруг княжеского дворца и церкви до самой дальней дали не было ни деревень, ни погостов, только на том берегу Волхова виднелся трехглавый собор Юрьева монастыря да блестел иногда далеко вдали среди низких туч купол Святой Софии. Они любили с Алексой разогнать тяжелую ладью, а потом лечь рядом на дно и смотреть в белесое небо, мерно покачиваясь.

Но не всегда побег проходил так гладко. Часто Федор замечал их и шел прямо по воде за ладьей, уговаривая, чтобы они взяли его с собой, что он не будет им мешать, будет слушаться, но в ответ они, смеясь, только обдавали его брызгами, нарочно с силой ударяя по воде веслами.

Александр мог посещать княжеский храм в любое время. Плохо только, что Алекса была все же девчонкой и боялась подходить к алтарю. Она всегда останавливалась у самой дальней стены и смотрела с благоговением и восторгом на роспись, покрывавшую церковь от самого пола до купола. Все картины соединялись друг с другом в одно прекрасное целое. Даже узкие окна высоко под сводами не разрушали общего впечатления. Но больше всего нравилось Александре смотреть на ту стену, где в середине был изображен князь Ярослав Владимирович, построивший эту церковь и поэтому нарисованный держащим ее на руке, как игрушку. Горбоносый, с черными очами и длинной бородой, в желтой княжеской шапке, отороченной мехом, в голубой одежде с красной каймой, нарядном малиновом корзно, украшенном различными узорами вроде орла в круге на плече, князь всегда привлекал ее внимание.

Сам же Александр любил прислушиваться к гулкому эху своих шагов по каменным плитам пола, любил вместе с Алексой подниматься по узкой каменной лестнице на хоры и смотреть оттуда на далекую Софию, тогда рядом оказывался лик ангела, глядевшего на них одним печальным глазом с поволокой.

Князя охватило сейчас то же щемящее чувство. Ему показалось, что он ждет прихода боярышни как таинства… И вот наконец дверь отворилась и в комнату вошла Александра. Справа ее поддерживал Степан Твердиславич, слева Дарья Пантелеевна. Голубая верхняя рубаха из аксамита и золотой зубчатый венец* на голове только подчеркивали бледность исхудалого лица. При виде князя на щеках ее выступил слабый румянец.

____________________

* В е н е ц - обруч из кожи или бересты, обтянутый вышитой золотом тканью. Венец часто имел зубцы - треугольные или четырехугольные. Его носили девушки из знатных и богатых семей.

Дверь отворил им, низко кланяясь и произнося сладкие приветствия с характерным присвистом, боярский сын Федор, щеголевато одетый и причесанный на немецкий лад, в свите с укороченной спиной, чтобы лучше видны были расшитые верха зеленых сафьяновых сапог.

Князь поднялся навстречу. Но взгляд Александры был направлен не на него. Она смотрела в ужасе на бойкого молодого человека, старавшегося в низком поклоне скрыть свое лицо.

- Это он! Он! Я узнала его! - вскрикнула Александра. - Это его голос я слышала в шатре Бату! Предатель! - Она вырвалась от отца и Дарьи и шагнула вперед, но тут же зашаталась, взмахнула руками, как подстреленный жаворонок - крыльями, и упала бы на пол, если бы князь не успел подхватить ее.

- Взять его! - раздался поистине львиный рык посадника.

Несколько холопов, ожидавших у накрытого стола, бросились выполнять его приказ.

Федор забился в угол и завопил в страхе:

- Я не предатель! Меня князь Ярослав посылал! Великий князь!

Александр, не обращая внимания на завязавшуюся борьбу и злобные выкрики боярина, бережно понес и осторожно положил боярышню на покрытую пестрым домотканым ковром лавку. Дарья наклонилась и прижала ухо к ее груди, потом отпрянула, крестясь, вынула из привязанного к поясу кожаного чехольчика бронзовое зеркальце и приложила к губам Александры. Полированная поверхность зеркала осталась гладкой и чистой - боярышня была мертва.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза