Игнач крест

— Так вот, с незапамятных времен на Востоке лечение духа и тела уколами игл и прижиганиями известно было. Их с успехом сам Гиппократ применял. Он показал, что некоторые части тела человека имеют места, каналами, или, как он называл их, меридианами, с внутренними органами связанные. Если на эти участки иглами воздействовать, то можно и на заболевшие органы повлиять, лечить их. Золотые иглы возбуждают, вот я и применил их, чтобы дух Ильи в тело вернулся, серебряные — успокаивают. Покой ему сейчас и нужен. Человек среди океана жизни живет и со всем, что его окружает, связан: с солнцем и луной, со звездами небесными, с их движениями и колебаниями, с погодой и временами года, с ночью и днем…

— Это и я знаю, — закивала Дарья. — Важно не только, какие снадобья давать больному или раненому, но и когда давать — ночью или днем, зимой или летом… — Она глядела своими зеленоватыми глазами прямо в глаза рыцаря, словно надеясь проникнуть в его душу, в смысл его речей.

Вдруг она увидела, что веки у Иоганна дрогнули и стали опускаться, а сам он медленно оседает на лавке.

— Боярин, ты совсем притомился, — со спокойным участием сказала Дарья Пантелеевна. — Надо бы тебе в баню. Она истоплена, уже и князь Андрей, и Афанасий с Митрофаном, да и Бирюк со своими охотниками там побывали. Пойдем, я тебе помогу.

— Баня, русская баня, — пробормотал рыцарь, — я много о ней слышал, а ни разу не был… Привык, как дома, в большой кадке мыться.

— Ну вот и ладно, теперь попробуешь…

Рыцарь встал, тяжело опираясь на плечо Дарьи, и пошел с ней к двери. Даже сквозь камизу было видно, как Штауфенберг худ и костляв. Его качнуло, и Дарья подхватила его. Рыцарь сказал, пошатываясь:

— Прости, Дариа Пантелеевна, что тебе такой груз тащить приходится.

Дарья только усмехнулась:

— Не волнуйся, боярин, я столько мешков с житом перетаскала на своем веку, а в тебе и весу, как в таком мешке, — одна кожа да кости. — И она осторожно стала сводить Иоганна по лестнице вниз.

Штауфенберг почувствовал сквозь одежду упругую и мягкую силу ее тела, вдыхал запах волос, промытых ромашкой, и все это еще больше одурманивало его. Дарья повела рыцаря к невысокому бревенчатому строению. Крепкие руки знахарки настойчиво потащили рыцаря в теплую и влажную полутьму предбанника.

* * *

Дарья Пантелеевна родилась в усадьбе Степана Твердиславича Михалкова от закупа[69], служившего у него. Мать ее умерла родами. Девочку выкормила многодетная тетка — родная сестра матери. Отец тоже вскоре погиб в бою с Тевтонским орденом, и Дарья росла на дворе у Михалковых. К пятнадцати годам она стала выделяться своей статью и красотой, золотыми искорками тоненьких волосков на смуглых, небольших, но сильных руках, длинной светло-русой косой, яркими зелеными глазами. А мастерицей Даша была не только в домашней или дворовой работе, но и в златотканом деле, в плетении кружев и в вышивке да старинные новгородские песни пела так низким глубоким голосом, как бы сама задумчиво прислушиваясь к ним, что люди останавливались и замирали, боясь нарушить красоту.

На нее стала заглядываться не только челядь[70], но и люди всякого звания. А однажды, отправив беременную жену в деревенскую вотчину, вызвал ее к себе в горницу сам Степан Твердиславич и объявил, что, не спросясь Даши, отдает ее замуж за Еремку, храброго, но беспутного своего закупа.

На Дашу самоуправство молодого боярина, которого она почитала пуще родного отца, оказало такое тяжелое действие, что она стала молчаливой и замкнутой, как будто окружила себя невидимым, но непроницаемым заборолом[71]. На свадьбе Еремка допился до полного изумления, хватал всех девок, лез к мужикам то драться, то целоваться и в конце концов свалился в беспамятстве.

Всю ночь просидела Даша в подклети, отведенной для молодых, куда перетащили ее мужа, прислушиваясь к его храпу и постанываниям в пьяном сне. Однако, протрезвившись, Еремка отнесся к Дарье с почтением, не раз величал ее по отчеству, никогда не бил, старался во всем угождать. Даша немного оттаяла душой и не то чтобы полюбила своего бесшабашного мужа, но относилась к нему заботливо и снисходительно. В положенный срок родился у нее сын. Роды принимала тетка Ефросинья — старая ворожея. Дарья долго мучилась, прежде чем разрешилась от бремени, а через три дня сын помер, даже окрестить не успели. Тут только в первый раз Дарья заплакала.

— Что ж ты, Фроська, не спасла его, — рыдала она, — нет тебе моего прощения! Сама теперь знахаркой стану, а ты меня наставляй. Все тайны твои выведаю, а лечить научусь…

В это время впервые после многих преждевременных родов жена Степана Твердиславича Меланья благополучно принесла дочь. Назвали ее Александрой. Молока у Меланьи не хватало, девочка целые дни натужно плакала и худела. Дашу взяли в дом кормилицей. Алекса ожила, зарумянилась, загулькала. Меланья была без ума от радости и все время осыпала молодую кормилицу подарками и милостями. Дарья же сама всей душой привязалась к девочке.