Игнач крест

Давно это случилось с новгородским боярином, сотским[86] Ставром Годиновичем, когда привез его за какие-то провинности в Киев Владимир Мономах и заточил в свой подвал. Уж лет сто прошло. Много что изменили певцы, передавая из уст в уста это сказание, пока услышал его Игнат Трефилыч. Действие давно перенеслось во времена деда Владимира Мономаха — Владимира Красное Солнышко, столь любимого сказителями. Все, кроме Штауфенберга, поняли, почему именно эту былину стал петь Трефилыч, и нет-нет да посматривали на боярышню Александру свет Степановну.

…Как не давно тому время миновалось,
Перепала к Ставровой молодой жене,
К молодой Василисе Васильевне,
Перепала весточка нерадостная,
Что Ставр-де боярин во Киеве
Посажен в подвалы глубокие,
Замкнут на замки на булатные,
Засыпан песками сыпучими.

Пел Трефилыч однотонно, возводя глаза к потолку.

Тут велит она искать коня доброго
На ту уздицу на тесменную;
Седлает коня во касожское[87]

седло,Подтягивает двенадцать подпруг шелковых,
Надевает на себя кудри черныя,
А на ноги сапоги зелен сафьян;
Подпоясывает палицу[88] тяжелую
Да подстегивает свой тугой лук,
Что тугой свой лук ведь разрывчатый;
Называется она грозным послом
Из дальние земли из хазарские…

Трефилыч перевел дух, набрал воздух в легкие и вновь затянул:

То не темная туча подымалася,
То не вихри по полю повеяли,—
Подымалась Ставрова молода жена
Со своею свитою великою
Ко славному городу ко Киеву…

Все внимательно слушали, хотя знали этот сказ с самого детства.

…Доносили князю про грозна посла.
Уж и больно тут князь запечалился
Со княгиней своей Апраксеевной.

Трефилыч исполнял старину всегда один, говорком, нараспев, не спеша, ровно, бесстрастно, с редкими изменениями скорости пения и напряжения голоса, не отвлекая от содержания былины, а, наоборот, вызывая какой-то благоговейный интерес к событиям отдаленных времен.

…Тут возговорил, промолвил Владимир князь
Потихоньку княгине Апраксеевне:
— Ой ты гой еси, княгиня Апраксеевна!
Я ли грозного посла проведаю:
Заставлю его боротися
С моими богатырями могучими.—
В ту пору прилунились в Киеве
Удалые бойцы, добры молодцы:
Алеша Попович, Илья Муромец,
Кингур богатырь Самородович,
Сухан богатырь сын Дементьевич,
Самсон богатырь Колыванович,
Да еще ребята Хапиловы.
Выходили все во широкий двор.
Становились в ряд двенадцать человек;
А того ли посол не попятился:
Первого он хлестнул в голову,
А другого хлестнул промеж ребрами,
А третьего хлестнул поперек хребта.
Остальные же все разбежалися.

Это место в былине доставило особенное удовольствие. Некоторые стали громко выражать свой восторг, радуясь победе новгородки над киевскими богатырями, но на них все зашикали, и Трефилыч продолжал петь:

Говорил князь княгине Апраксеевне:
— Глупая ты, княгиня, неразумная!
У те волосы долги, да ум короток;
Называешь ты богатыря бабою;
Такова посла у нас еще не было.—
А княгиня с князем заспорила:
— Эй ты, ласковый сударь, Владимир князь!
Да не быть сему послу грозному,
А быть Ставровой молодой жене.
У ней белое лицо, словно белый снег,
А ланиты у ней словно маков цвет,
А пальцы на ручках тонешеньки.