Игнач крест

— Окаянные и нечестивые сыроядцы всю семью Евстигнея, жену и детей, злой смертью избиша, — ответил на ее немой вопрос Силантий, стараясь не смотреть на боярышню. Потом губы его скривились в какое-то подобие улыбки. — Опричь Ксюши, — добавил он.

— Это правда? — обернулась Александра к Бирюку.

— Истинно так, — подтвердил староста. — Марфа успела дочь в печке схоронить. Мы ее еле живую вытащили — совсем было задохлась. Егда мы к избе Евстигнея подъехали, то увидели, что, как пленный говорил, так все и было: двое поганых на стороже, один в избе спит. Князь Андрей вперед поехал и стал что-то на их языке говорить, видно, хотел, чтобы они его в избу пустили, да не тут-то было! Они сабли выхватили, князь Андрей стал отбиваться, тут и мы подоспели. Только пока мы с ними сражались, третий из избы выскочил — и на коня. Князь Андрей за ним. Стрельнул я в своего поганого из лука, когда тот бежать надумал, и уложил наповал, а Силантию пришлось с коня слезть и драться врукопашную, как тот все норовил за деревья прятаться. Но это его не спасло. Заколол его Силантий, как пса шелудивого. Тут и князь Андрей вернулся, ведя в поводу коня с убитым ворогом. Все бы хорошо, только окаянный успел своей саблей достать грудь князя. Шатаясь, слез он с коня, обыскал таурменского воеводу, что-то у него с пояса снял, а сам свалился без жизни.

Боярышня и рыцарь Иоганн слушали бесхитростный рассказ старосты, затаив дыхание, боясь неосторожным словом сбить Бирюка.

— Мы внесли князя в избу, — продолжал он, — хотели воды нагреть, чтобы раны промыть, тут мы Ксюшу и вытащили. Пока раны перевязывали, князь Андрей в себя пришел. Велел воеводу таурменского положить на спине, головой на заход, с оружием, и засыпать камнями. Опосля хотел князь сесть в седло, но ослабел и не смог. Тогда велел он нам скорее к тебе возвращаться, а сам с Ксюшей в разоренной избе остался.

— А мне он что-нибудь передал? — встревоженно спросила Александра.

— Передал, чтобы ты про лес, что к тыну подходит, помнила. А еще сказал, что у него теперь такая власть будет, что он не только Торжку, но и самому Новгороду сможет помочь.

— Боюсь, князь Андрей не скоро к нам доберется, если даже жив останется, — вздохнул рыцарь. — Скажи, командир, — обернулся он к Александре Степановне, — о каком лесе речь идет?

— Лес, в котором мы с вами сейчас находимся, дядя Иоганн. Он расположен на высоком берегу Тверцы и подходит очень близко к тыну, которым татары окружили град.

— Хорошо. Здесь побег пленных устроить можно, если тын поджечь…

— А еще сказал князь, надо остановить главный порок, чтобы спасти ворота верхнего города хоть на время, — неожиданно вмешался Бирюк. — Это я беру на себя. Он мне все объяснил. Пойду с Силантием да еще рыбацкого сына Мишу возьму. Нам его богатырская сила ой как пригодится. Когда я проберусь к пороку и заставлю его замолчать, вы подожжете тын.

Александра согласно кивнула, и староста пошел будить Мишу.

— И все же в Торжок весточку передать надо, — сказал Иоганн, — чтобы они с нами заодно действовать могли.

— Но как, дядя Иоганн? Как?! — воскликнула Александра.

— Совет устроим, — предложил рыцарь. — Может, кто что и придумает.

— Пожалуй, — согласилась Александра и стала расталкивать Евлампия и Митрофана, удобно улегшихся на толстый слой лапника и укрывшихся медвежьей шкурой. — Вставайте вы, непробуж внуки, вспомните поучение Владимира Мономаха: «Пусть солнце не застанет вас в постели».

Те ворча поднялись, наскоро утерлись снегом и, только тут углядев боярышню, изумленно на нее уставились. Тогда Александра Степановна велела им позвать и остальных своих спутников. Когда все кое-как расселись вокруг костра, она негромко сказала:

— Путь наш вел к Торжку и у Торжка кончился. Нам не спасти града сего и людей, что затворились в нем. Но можно попытаться спасти многих из тех полонян, что поганые держат за тыном и под их прикрытием ходят на приступ, да и жителей города.

— Как же ты мыслишь сие сделать? — спросил Трефилыч и воззрился на Александру своими доверчивыми голубыми глазами, как будто выцветшими от солнца и ветра.

— А вот как, — насупив тонкие брови, словно недовольная чем-то, отвечала боярышня. — Поганые если и ждут для Торжка помощи, то лишь со стороны захода солнца — со стороны Новгорода, а не отсюда, где лес ближе всего подходит к детинцу по берегу и тянется вдоль Тверцы до ее притока Здоровца. У нас есть еще запас греческого огня, хоть и не велик, а есть. Подойдем тайно, подпалим в одночасье тын и откроем полонянам путь к спасению. Ты, Евлампий, и ты, Прохор, с высоких деревьев будете стрелять в поганых, которые погонятся за беженцами. А мы с дядей Иоганном и остальными встретим их на земле и хоть немного задержим.

— Алекса, — мягко возразил Иоганн, — враги сразу дорогу пленным преградить постараются, и те в прожог даже пройти не смогут.

— Ты прав, — согласилась Александра. — Надо отвлечь их внимание. Но как?

— Путь один, — решительно сказал рыцарь, — как раз когда тын подпалим, из Торжка вылазка должна быть, и прямо с другой, полуденной стороны.