Игнатий Лойола

Наказание, к которому приговорил нашего героя ректор, называлось «зал»: приговоренного раздевали до пояса и нещадно секли в главном зале коллегии. Кроме жестокой боли и долгого процесса выздоровления эта порка была еще и грандиозным позором, поскольку присутствовать при ней обязывали всех студентов. Поддерживаемый напутствиями перепуганных товарищей по комнате, Иньиго пришел на место экзекуции и снял рубаху. Появился де Гувейя. Он молча медленно прошел через зал и встал перед провинившимся студентом. Потом, к величайшему удивлению всех присутствующих, ректор пал перед Лойолой на колени и попросил у него прощения. Но это было еще не все. Грозный де Гувейя распорядился перенести схоластические диспуты на другое время, дабы не мешать проведению духовных упражнений. Так Божественное провидение снова вмешалось в жизнь нашего героя, решив его проблемы.

Глава девятнадцатая СЛАДКИЕ ПЛОДЫ УЧЕНИЯ

Наладив отношения с ректором, Лойола привел свою жизнь в некое подобие равновесия. Он внутренне обязался продержать себя в рамках три года — ровно столько длился курс философии, после которого студенты получали ученую степень. Что делать потом — принять постриг в одном из монашеских орденов, стать ли священником, Иньиго пока не загадывал. Настраивал он себя крайне серьезно и на этот раз преуспел, несмотря на очередные искушения в виде чудных видений. Как только бесы стали вновь смущать его и отвлекать от учебы, Иньиго повторил тот же маневр, что и несколько лет назад в Барселоне: клятвенно пообещал своему магистру Пенье, что никакая сила не отвлечет его от занятий, пока у него есть хотя бы хлеб и вода.

Благодаря щедрой милостыне во Фландрии кое-какие запасы у него имелись, и больше он уже не рисковал доверять свои сбережения кому попало. Преследовать его пока перестали, ибо не находили причины. На улицах он по-прежнему не проповедовал, а со студентами занимался теперь почти официально, под прикрытием ректора. Доктор Фраго из Арагона, профессор Священного Писания в Сорбонне, знавший нашего героя, как-то раз даже выразил удивление, что скандального баска теперь «никто не донимает». Иньиго объяснил, почему до него никому нет дела: сейчас он не говорит с людьми о вещах Божественных. Но вот когда ученая степень будет получена…

Несмотря на временный уход в тень, Лойола, конечно, оставался собой, все тем же пылким и великодушным сумасбродом, который очаровывал людей и в то же время невыносимо раздражал их.

Показателен случай, о котором сам отец Игнатий вспоминал в «Автобиографии». В Париже внезапно появилась чума. До крупной эпидемии дело не дошло, но заболевшие имелись. Доктору Фраго пришлось спешно приискивать себе новое жилище: там, где он жил, уже умерло несколько человек. Лойола отправился с доктором, чтобы помочь в поисках, но чума оказалась быстрее. В доме, куда они пришли, чтобы снять доктору комнату, лежал больной. Посетители поспешили было покинуть опасное место, но тут Иньиго охватило сострадание к страждущему. Он вернулся, начал утешать несчастного — и случайно коснулся его язв. Испугавшись, он выскочил на улицу, поминутно оглядывая руку. Чрезвычайно развитое воображение сделало свое дело: вскоре рука сильно разболелась. Лойола уже почти считал себя мертвецом, но, зная за собой особую впечатлительность, все же надеялся на благоприятный исход. Наконец он разозлился на себя и свое недоверие к Богу и, чтобы прекратить все это малодушие, сунул руку в рот, сказав себе при этом: «Если у тебя чума на руке, то вот она и во рту». В ту же минуту боли в руке утихли.

Продолжение истории закономерно: узнав, что Лойола был в чумном доме и даже притрагивался к зачумленному, товарищи не пустили его в комнату и выгнали из коллегии. Несколько дней искателю приключений пришлось скитаться по ночлежкам. Студентов можно понять: в условиях скученности и постоянного контакта всех со всеми эпидемия вспыхивала практически мгновенно. Непонятно, на что рассчитывал Лойола, позволив себе неосторожно дотронуться до заразного больного, но в этом был весь он. Не священник, не врач, просто христианин, сочувствующий страданию другого человека… и тем самым подвергающий нешуточной опасности не только себя, но и своих товарищей по коллегии и по комнате. Кстати, чумой он так и не заболел.

Несмотря на систематические и упорные занятия в течение трех лет, Лойоле не удалось достичь блестящих результатов. Удивительный факт: будучи основателем самого «интеллектуального» католического ордена, Лойола имел очень скромные интеллектуальные способности. Как это могло совмещаться с сильнейшей интуитивной проницательностью и способностью к интроспекции?

Скорее всего, его бесспорная гениальность, признаваемая даже врагами, состояла в гармоничном союзе двух начал: крайней чувствительности и педантичной скрупулезности. Он мог начать рыдать от избытка чувств, увидев звездное небо или цветущий луг, а потом классифицировать разновидности своих состояний. В его записях есть отчеты о разных видах слез, пролитых во время мессы.