Иго любви

Гуляя ежедневно для моциона по Дворянской, Вера часто заходила в библиотеку. И часто встречала там Воскресенского, редактора местной газеты. Это был длинный человек лет тридцати, хохлатый, бородатый, с близорукими, выпуклыми глазами в очках, с большими руками, которыми он размашисто жестикулировал, когда увлекался разговором. А увлекался он всегда! В нем было много темперамента и энергии, которую он не мог всецело разрядить в своих задорных и хлестких статьях. Забежав в библиотеку на минутку, он просиживал там час и больше. Он быстро сближался с абонентами, особенно с гимназистами и женщинами; экспансивно говорил о всех вопросах, волновавших общество; развивал, спорил, доказывал, упрекал, возмущался и кипел-кипел. Он один как бы наполнял собою всю библиотеку, он поддерживал там какую-то повышенную, нервную атмосферу. Здесь образовался как бы нелегальный клуб, Куда многие охотно шли, чтобы послушать журналиста и редактора единственной местной газеты, знавшего все, что делается на свете.

Увидав Веру, Воскресенский внезапно замолчал. Выпучив глаза, он следил за нею, пока она выбирала книги. Когда она ушла, он спросил библиотекаря, кто это такая.

— Жена майора, баронесса фон Норденгейм.

Воскресенский схватил себя за бороду и дернул ее изо всей силы.

— Она — майорша? Она — баронесса? Не может быть!.. Это греза… Это греза поэта… Это мечта художника…

Кинулся к записной книге. Что читает эта женщина? Удивительно!.. Бальзака, Жорж Санд, «Современник»…

Поток его красноречия иссяк внезапно. Он нахлобучил шапку и умчался как буря, оставив в глубоком разочаровании тех, кто пришел просто послушать его, и тех, кого он так пламенно и бескорыстно развивал.

Через день он первый подошел к Вере в библиотеке.

— Хоть вы и прекрасные романы читаете, сударыня… хоть Жорж Санд — властительница дум наших — в своих книгах ставит на очередь великий вопрос о женской эмансипации… но… мы сейчас переживаем такое время… Воскресенский, редактор здешней газеты, бывший педагог… а кто вы, я уже знаю… И нечего глядеть на меня с таким удивлением! Пришла пора свергнуть все сословные перегородки и по-человечески просто подойти друг к другу… Мы стоим на пороге величайшего события — освобождения крестьян… Да-с!.. Это факт… Я знаю об этом из достоверных источников… Не пройдет года, как наступит рассвет… Ну-с… так вот, в такие дни нам всем надо сближаться, отбросив предрассудки, надо работать сообща…

Вера молчала, ошеломленная, сконфуженная. Все смотрели на них.

— И если я заговорил с вами сейчас, то не потому, чтоб видел в вас женщину… действительно прекрасную… Мы — новое поколение — чужды этих пошлостей… а потому что…

Вера неожиданно улыбнулась ему. И он сразу потерял нить мысли. Откашлялся, взбил волосы, дернул себя за бороду и восторженно уставился на Веру немигающими глазами. Так католик, ожидающий чуда, глядит на Мадонну.

— У вас все плечо запачкано чем-то белым…

Он даже не понял сначала. Потом вспыхнул, хлопнул себя по плечу, потом опомнился, так свирепо дернул себя за бороду, словно решил ее оторвать, и заметался.

— Ах, ерунда!.. Все это одна ерунда… рукава и все такое… Теперь, сударыня, никто о красоте не думает… За изяществом не гонятся… Все это… устарело… Вы вот лучше скажите: Искандера читали?.. Помяловского знаете?

Оказывалось, читала обоих.

— Теперь Пушкин и Лермонтов не нужны. Они свое сказали. Мир их праху! С Некрасовым знакомы?

— О да, конечно…

— Писарев? Добролюбов? Островский?

Все, оказывалось, читала. С тонкой усмешкой следил за ними библиотекарь.

— Вы, я вижу, Фрегат Палладубрали на днях… разве можно на такой вздор жизнь тратить? Необходимо общее образование… Дреппер, Бокль…

— Я прочла их обоих. Все, что есть в русском переводе.

Библиотекарь торжествующе рассмеялся, такое смешное лицо было у Воскресенского.

— Браво!.. Браво!.. Не мешает прочесть и Луи Блана…

— Я прочла и его…

Молодежь, толпившаяся рядом, рассмеялась.

— Великолепно! — воскликнул Воскресенский, роняя с прилавка муфту Веры и подхватывая ее на лету. — Вы положительно феномен! Такая аристократка, «военная дама»… Впрочем, что я говорю! Это веяние времени. Вы знаете ли, господа, что на педагогические лекции Ушинского в Питере приезжают аристократки в своих каретах?.. Да-с… А вы читали Ушинского? У вас есть дети?.. Ах, вы не слыхали об Ушинском?

Он так искренно, так непосредственно обрадовался, что Вера рассмеялась.

— Я вас познакомлю с его методой. Иметь детей и не знать Ушинского? А Молешотта? А Льюиса?.. Вот и прекрасно… Я с вами займусь… Ваш адрес?.. Пойдемте, кстати… Я проведу вас до дому… Нам по дороге… В наше время не интересоваться естественными науками — непростительно… совершенно недопустимо!.. Это, знаете ли, альфа и омега… Это создает миросозерцание, это в корне разрушает все наши предвзятые понятия, все представления о мире, о жизни, о религии… Позвольте вашу связку!.. До свиданья, господа! До завтра, Павел Алексеевич!..