Подняв к небу глаза, он торжественно заканчивает:
И набожно целует ее, как католик образ Мадонны.
Мочалов дает в роли Отелло целую гамму любовной страсти, начиная с пламенной чувственности и кончая высочайшим благоговением. Как зрители в зале, так и актеры за кулисами слушают и глядят, невольно задерживая дыханье, пораженные этой звуковой красотой, совершенством пластики, размахом сценического рисунка. Глаза и лицо Мочалова отражают все движения души несчастного мавра. И даже не глядя на сцену, чувствуешь назревающую драму в одних только вибрациях гибкого, звучного голоса.
Третий акт — самый сильный. Дездемона умоляет мужа простить Кассио. Он обещает. Но зерно первого подозрения уже запало в душу мавра, глядит из его сверкающих глаз, звучит в его нетерпеливых ответах жене. Потом… потом… Он хочет остаться один… «Мне нужно обдумать кое-что…» Она уходит с Эмилией. Он смотрит вслед. Взор его горит неутолимой страстью. Голос дрожит…
И вдруг опять темнеет лицо, и меркнут глаза. Он вспомнил двусмысленное восклицание Яго: «А! Это мне не нравится…», когда Кассио покидал комнату, а Отелло вошел… Вспомнил свой вопрос: «Что ты сказал?..» И уклончивый ответ Яго…
Ни одного жеста. Даже голова опущена на грудь, и лица не видно. Но голос выразил весь ужас человека, построившего здание своей жизни на вере в женскую любовь, и чувствующего, что стены здания дрогнули… Если они рухнут, это гибель его. Он сам будет погребен под обломками.
С волнением следит весь зал за нарастающей драмой Отелло. Любовь — ангел с белыми крыльями — отчаянно борется в его душе с демоном ревности. Как трогательно цепляется он за все, что может оправдать Дездемону! Как жалобно срываются у него слова:
«О, несчастен!» — срывается у мавра потрясающий вопль.
И Мосолов, стоящий за кулисой, холодеет от этого голоса, от этих слов… Все, все знакомо ему… И его собственное сердце рвет когтями это чудовище с зелеными Глазами.
Но вот платок Дездемоны, нечаянно оброненный ею, исчез. Эмилия передает его Яго, тот Кассио. И этого довольно, чтоб Каин убил Авеля в страстной душе мавра. Улика налицо… Мочалов страшен, когда он выходит на сцену.
«Какая правда!» — с горечью думает Мосолов. А со сцены несутся рыдающие звуки:
«Правда, правда…» — твердит Мосолов, бледнея от боли в сердце.
Весь зал полон раскатами этого страстного голоса, в котором рыдает тоска разочарования, в котором слышатся громовые звуки крушения целого душевного строя, в котором рвется с цепи жажда крови и мести, присущая первобытному человеку… Но зверь еще не вырвался на свободу. Ангел с белыми крыльями еще стоит на страже.
Бесслезно рыдает, молит его голос:
И зверь сорвался, наконец…
звучит яростный крик, от которого дрожь охватывает толпу.
как тигр, рычит Отелло, сверкая бегающими глазами…