Иголка в стоге сена

Единственным из них, на кого Ян Альбрехт мог всецело положиться, был Корибут, посему его смерть нанесла властителю Польши удар двойной силы. С таким советником, как Жигмонт, юный королевич мог смело смотреть в грядущее, а вот что насоветует зятю властолюбивый и своекорыстный Радзивилл?

Чтобы наследник престола не стал игрушкой в руках собственной шляхты, Ян Альбрехт всемерно приучал его к делам государства. Но королевич не горел желанием постигать науку управления державой. Ему куда более по вкусу были турниры и охота.

Не стремился Казимир и к овладению полководческими навыками. Безудержно храбрый, как молодой лев, он готов был вести за собой в битву других, но корпеть над древними фолиантами по искусству тактики и стратегии ему не хватало усидчивости.

Отец пытался увлечь его политической стезей, но гордый, неуступчивый нрав Казимира был врагом дипломатии. Там, где противоречия меж державами можно было разрешать, миром он всегда ратовал за войну.

При таком упрямстве королевич был обречен на то, чтобы ссориться с соседями, наживая могущественных врагов, и Ян Альбрехт с горечью осознавал, что едва ли его сыну удастся удержать в руках то, что с таким трудом собрали воедино предки.

Но все же надежда воспитать из принца государственного мужа не покидала стареющего Короля и побуждала его давать сыну уроки политики. По воле Владыки он и сейчас присутствовал на собрании особ, коим были вверены державные дела Королевства. Судя по выражению, не сходившему с его красивого лица, Наследник томился во власти скуки.

Ему было невдомек, о чем тут можно спорить. Он был готов хоть сейчас сесть в седло и во главе конной хоругви выступить против Москвы, мстя за смерть Князя.

— Так что скажете, паны магнаты? — чуть дрогнувшим голосом повторил вопрос Ян Альбрехт. — Мне хотелось бы узнать ваше мнение по поводу гибели Корибута.

— Если тебе нужно мое мнение, отец, то вот оно! Москва жаждет войны с Унией? Она получит ее! — запальчиво воскликнул Казимир.

— Война с Москвой в разгар войны с турками? — сухо проронил Сапега. — Не слишком ли ты горяч, Королевич?

— Корибут был вернейшим из вассалов моего отца! — парировал Наследник. — Ты хочешь, чтобы я простил московитам его смерть?

— Такие вещи, и впрямь, нельзя прощать, — вставил слово Радзивилл, — однако и пан Лев прав: горячиться не следует.

Его низкий, размеренный голос и неторопливая речь слегка охладели пыл молодого принца, и он умолк, ловя слова будущего тестя.

— Видит Бог, я сам не великий почитатель Москвы. В последней из войн Московия отняла у моего рода часть исконных литовских земель, и если бы путем войны их можно было вернуть, я бы сам ратовал за такую войну. Но бывают войны, в коих нельзя ничего приобрести, а можно лишь потерять.

Нынче война с Московией нам не нужна. У Королевства много врагов на севере и западе, а с юга подступают турки. Было бы опрометчиво заводить себе врага еще и на востоке. Нет, война с Москвой не в наших интересах…

— То же самое можно сказать и о Москве, — добавил Сапега.

— Ты это о чем, пан Лев? — поднял на него глаза Ян Альбрехт.

— Я хотел сказать, Государь, что Московии война с нами нужна не больше, чем нам…

— Это отчего же? — прервал старого шляхтича нетерпеливый Казимир. — Сколько веков московиты кусали нас, точно псы, а теперь вдруг потеряли интерес к нашим землям! Особенно теперь, когда у нас столько недругов!

Поскольку на севере, западе и юге у нас враги, большую часть войска нам приходится держать там, в то время как восточные рубежи Унии остаются почти без защиты. И если московиты внезапно нанесут удар на востоке, мы не сможем достойно им противостоять!

Да для них сейчас самое удобное время выступить против нас! Это та самая стратегия, пан Лев, которой ты меня сам столько лет учил!

— Боюсь, королевич, ты невнимательно слушал мои уроки, — мягко возразил, старик. — Чтобы решиться на кого-либо напасть, нужно быть уверенным в том, что в это же время на тебя не нападут другие.

А у Великого Московского Князя такой уверенности нет. С востока ему грозят татары, с юга — турки, с севера — шведы, причем, нет никакой гарантии, что в ближайшее время они сами не двинутся на Московию войной.

Мы с Княжеством находимся в положении воинов, вынужденных биться спина к спине, отражая с обеих сторон вражий натиск. Если падет один из них, то и другому долго не продержаться. Так зачем вредить тому, кто прикрывает тебе спину?

Королевич гневно фыркнул, но не нашелся, что возразить по существу.

— Московского Князя, конечно же, нельзя назвать другом Унии, — закончил Сапега, — но он не враг самому себе. Война с нами подорвет его собственные силы и заставит оголить восточные рубежи, а на это он никогда не пойдет…

— Ты прав, — согласился с ним Ян Альбрехт, — я и сам чую, что Москве нет прока в смерти Князя Жигмонта. Но почему тогда все указывает на причастность Москвы к его гибели?