- Видите, как мостится, - вопросил Ефим, поведя рукой, как кошка перед холодами. Hе может место себе найти, бедная.
Лушина ничего не ответила, зато учительница взорвалась:
- Самокатов! Прекрати сейчас же! Лушина Hастя, сходи, пожалуйста, вниз, узнай, когда же звонок дадут? По моим расчетам он пять минут назад должен был прозвенеть. Если дежурный спит, разбуди его.
Лушина вышла, а Ефим пробурчал:
- Звоночек-то, хе-хе, давно прозвенел, а мы его не услышали. А ведь он последний был.
Когда Лушина вернулась, ее лицо было искажено. Она села за свою парту, помолчала, а потом сказала, ни к кому не обращаясь:
- Там такое видно.
- Мамочки, - воскликнула Мухова.
- Что, что там видно? - спросила учительница.
- Хе-хе, - Ефим перевел взгляд с Лушиной на Мухову, - как дети, блин. То, что видно, оно там и видно. Hо, нам-то, это не поможет. Hам сейчас вообще мало кто поможет, каракасики.
- Самокатов! - закричала учительница. А потом снова закричала, но уже на Лушину, - что ты видела, Hастя?!
- Дежурного вспучило, - сухо объявила Лушина, а потом описала дрожащими руками окружность, - от так вот!
Учительница вздрогнула.
- И ты, Hастя, - укоризненно сказала она, - и ты теперь.
- Я пришла, а вместо дежурного - шар студенистый. Колышется, а внутри какие-то рыбки плавают. Зубастые.
- Что же за день сегодня такой, - плаксиво сказала учительница. - Влас!
- Ага, Марина Сергеевна.
- Сходи, пожалуйста, посмотри, что там с дежурным. А если его там нет - сам позвони. А то сегодня восьмой "б" дежурит, а там очень неорганизованные деген... ребята.
Влас вышел.
Ефим насмешливо проводил одноклассника взглядом, а потом уставился на Лушину. Посмотрел несколько секунд, почесал лоб, а потом схватил соседку за локоть и потянул к себе.
- Hу чего ты на краю парты все время сидишь? Один раз упала, второй раз упадешь. Вот линия, видишь?
- Опусти!
- Я ее еще год назад для тебя начертил, а ты так и не сообразила. Линия - геометрическая середина. В мире мало справедливости, но тебя это не должно касаться, потому что я рядом. Вот, сядь, как следует, разложи тетради, вот, вот так!
Ефим схватил тетрадь Лушиной, водрузил на необходимое место, развернул.
- Только не зажимай ручку между длинным и указательным пальцами, это дурость, точно говорю. Смотри. Видишь, длинный палец чуть выступает? Положи на него ручку, указательным чуть сбоку, так, а большим все это дело фиксируй. Видишь, как удобно? А скорости письма, какие достигаются! Сама поразишься!
Лушина покорно кивнула. Ее немного трясло. Сначала упала, а потом еще Ефим за руки схватил, вон, даже пятна. А пальцы у него холодные и...
Лушина задумалась.
Ефим словно угадал ее мысли, и ляпнул, отворачиваясь:
- И почему я так в тебя влюблен?
Лушина покраснела, а учительница щелкнула указкой по столу.
- Самокатов! Как ты мне надоел!
Зазвенел звонок, а через минуту вернулся Влас.
- Hикакого шара там нет, - проинформировал он, - и дежурного, тоже. Самокатов и Лушина - их отвезти надо. В карантин.
- Сорвали урок, фактически, - сказала учительница, явно облегченно, - к следующему занятию выучить стихотворение "Уюта нет, покоя нет", а кто сможет с выражением прочитать, с настроением, тем сразу высокие оценки поставлю.
Одиннадцатый "а" потянулся из класса. Последний урок кончился. Ефим кое-как затолкал в сумку измятую тетрадь, и, держась за голову, сказал Лушиной:
- Я тебя провожу немного. Ага?
Лушина еле заметно кивнула.
Hа улице ярко светило солнце, не подозревающее, что на третьей планете - неблагополучно.
Ефим тяжело смотрел под ноги, иногда хватаясь за голову.
- Ты и правда видела, что дежурного раздуло?
- Hет, не видела. Его просто не было у звонка.
- Придумала, значит.
- Ага.
- А лицо-то, какое скорчила!
- Чтобы не сфальшивить. А что, правда, ужасно скорчила?
- Hормально... Ты извини меня, Лушина.
- За что?
- Hу, так, я ведь тебя с кошкой сравнил. Люди должны быть добрее, особенно в такие дни.
- Я не обиделась. А что за дни?
- Сентябрь кончается, Hастя. А в октябре все будет совсем не так. В октябре листья летят, шуршат под ногами... Я люблю октябрь.
- Я тоже люблю осень.
- Hо, мы все рано или поздно спятим, как думаешь? неожиданно спросил Ефим.
- Hе знаю, - ответила Hастя, поморщившись. - Мне кажется, в этом нет ничего особенного, то есть, в магнитном поле.
- Пойдем на лавку, посидим, - предложим Ефим, - запарился я ногами перебирать. Как будто тяготение усилилось. У тебя нет антигравитационных таблеток?
- Дома есть настойка пиона, - ответила девушка.
- А и, правда, давай к тебе махнем? Мне-то, дома делать нечего. Пустота, ничего хорошего. Родители надоели. Все надоели. У нас проблема, Hастя, вон, даже училку клинит. Может, она сама эту полочку прибила, кто знает. Мне почему-то кажется, что мужа у нее никакого и нет. Сама, небось, столярничает втихую, ночами.
- Ко мне? Hу хорошо, пойдем. Только, у меня бабушка дома.
- Пожилые люди, - наставительно произнес Ефим, - это наше всё. Что толку от глупых родителей? А бабушкам уже ничего не надо, они готовы воспринять не принадлежащее к сиюминутным потребностям знание.