Игорь Святославич

Многие купцы просто-напросто покинули Путивль вместе в семьями, благо им было куда податься.

Хромоногий Бермята хоть и ругал беглецов, спасающих свою казну, но был бессилен помешать этому бегству.

Следом за купцами поспешили убраться из Путивля и некоторые боярские семьи: кто-то поехал в Новгород-Северский, кто-то в Чернигов. Все от Степи подальше.

Сбежал даже местный архиерей, молебна не отслужив. Старосты градские собрали в городской полк чуть больше сотни ратников: старых и младых, хромых и одноруких.

Вышеслав с горькой улыбкой оглядел войско, которое половцы, пожалуй, одолеют одним криком.

Из деревень пришло всего два десятка мужиков с дубинами и топорами. Больше никто не отважился прийти в город, обреченный на разорение.

— Не послать ли в Новгород-Северский за подмогой иль в Чернигов? — спросил у Вышеслава юный Борис, облеченный им властью тысяцкого.

Они сидели вдвоем поздно ночью, держа совет.

— В Новгороде дела обстоят не лучше, ты сам видел, — ответил Вышеслав. — Омеля лишь на валы да на стены уповает. Села и города обезлюдели. Валы путивльские высоки, но стены обветшали, башня угловая, того и гляди, завалится. Без войска нам никак не выстоять, друг Борис. — Вышеслав тяжело вздохнул и добавил: — В Чернигов гонца пошлю. Коль не поможет Ярослав Всеволодович, сожгут Путивль поганые.

— Может, не осмелятся ханы этим летом в набег идти? — с надеждой в голосе промолвил юный тысяцкий. — Как-никак с большим уроном одолели они полки Игоревы. Долго, чай, будут раны зализывать.

— Придут, — уверенно проговорил Вышеслав. — И в немалом числе придут! Вот помяни мое слово.

— Давай хоть холопов вооружим, что ли, — предложил Борис.

— А нам другого и не остается, — сказал Вышеслав с обреченностью в голосе.

Несмотря на грозящую Путивлю опасность, имовитые боярыни неохотно давали вольную своим холопам, иных приходилось выкупать. Для этой цели Ефросинья дала Вышеславу немного серебра — все, что у нее было.

Из холопов, получивших свободу, был составлен отряд в тридцать человек. Прибавив к ним двадцать деревенских мужиков, Вышеслав сам принялся обучать новоиспеченных воинов умению владеть оружием.

Тысяцкий Борис занимался с городской пешей сотней, благо оружия хватило на всех.

Однажды на Теремной двор, где Вышеслав наставлял смердов и бывших холопов, как держать строй против конницы, заявились несколько девиц в ярких сарафанах. Вместе с ними пришел и Борис.

— Где воевода Вышеслав? — звонким голосом спросила самая пригожая из девиц, очень похожая на Бориса.

— Ну, я воевода, — выступил вперед Вышеслав, с любопытством глядя на румяные девичьи лица.

Красавица отбросила с груди длинную косу и сказала с вызовом:

— В дружину мы хотим вступить, воевода. Дай нам оружие!

Из толпы ратников за спиной Вышеслава раздался смех. Кто-то удивленно присвистнул.

— Как звать тебя, молодица? — спросил Вышеслав.

Он был серьезен, почти угрюм.

— Горислава, — ответила девица, слегка смутившись.

— Чья же ты дочь?

— Не важно, — отрезала девица.

— Сестра это моя, Вышеслав Бренкович, — подал голос Борис. — Отчаянная, не серчай на нее. Говорил я ей, что не бабье это дело…

— Почему же не бабье! — перебила брата Горислава. — Иль руки у нас не из того места растут? Иль все мы на сносях?

— Вот именно, — ворчливо поддакнул Вышеслав, — чем они хуже нас? Беру всех в дружину! Вот тебе меч, держи. А тебе топор, на-ко, милая.

Вышеслав с грубоватой бесцеремонностью вложил в ладони Гориславы меч, который был у него в руке. А стоящей рядом с ней чернобровой молодице сунул топор в руки, взяв его у кого-то из ратников.

Горислава с трудом удержала на весу тяжелый меч двумя руками, а ее подруга неумело взяла топор, за самый конец топорища.

— Теперь, милая, рубани-ка топориком вон по тому чурбаку. да так, чтобы половинки в стороны разлетелись, — приказал чернобровой Вышеслав. — Представь, что это степняк в шлеме.

Ратники посторонились, давая место девице с топором.

Та неуверенно приблизилась к чурбаку, взмахнула топором и… нанесла удар не по чурбаку, а по кряжистой дубовой колоде, на которой он стоял.

Вокруг засмеялись.

Чернобровая покраснела и, с трудом выдернув топор из колоды, замахнулась снова. На этот раз лезвие топора вонзилось в чурбак как раз посередине. Однако удар был слабый, и деревяшка не раскололась.

— Не рассекла ты голову поганому, милая, — сказал Вышеслав, подходя к чернобровой. — А это означает, что следующий замах этот поганый не даст тебе сделать, но пронзит тебя копьем иль саблей зарубит. Впрочем, я думаю, басурманин живо распознает, что перед ним девица, а не воин, и с радостью полонит тебя, милая.

С этими словами Вышеслав с легкостью подхватил на руки девушку, издавшую испуганный вскрик, и перекинул через седло стоявшего у коновязи коня.

Ратники загоготали пуще прежнего, глядя, как девица беспомощно болтает ногами в воздухе, и слыша ее визг, вызванный испуганными шараханьями коня.

— Довольно потешаться, воевода, — подступила к Вышеславу Горислава. — Мы не за тем сюда пришли. Ныне из нас плохие воины, но, дай срок, и в наших руках сила появится.