Игорь Святославич

Выйдя из ворот башни, Вышеслав спустился по береговому откосу к самой воде и помог сойти идущему за ним мальчику. Сзади Борис понукал упирающегося коня.

В ивняке были спрятаны три лодки. Вышеслав выбрал ту, что поменьше, и столкнул на воду. По его знаку отрок забрался в лодку и сел на корме. Борис подал ему поводья, заведя коня в воду по грудь. Жеребец, фыркая, прядал ушами, слыша на другом берегу реки за дубравой ржание степных кобылиц.

Борис тоже вскочил в лодку и взялся за весло.

С тихими всплесками лодка стала удаляться, выходя на стремнину. Вскоре она исчезла в темноте. Какое-то время было слышно пофыркивание плывущего за лодкой коня и рассекание водяных струй носом утлого суденышка, затем все стихло.

Вышеслав постоял на берегу, напрягая слух, и зашагал обратно к башне.

Борис вернулся после полуночи, сообщив, что гонец ускакал в сторону Десны лесной дорогой.

— Вряд ли поганые ночью в лес заберутся, — добавил он. — К утру младень уже далече будет.

— Дай-то Бог, — с надеждой промолвил Вышеслав и перекрестился.

Весь следующий день половцы готовились к штурму путивльских стен. В их стане не смолкал стук топоров, это пленные смерды сколачивали длинные лестницы. Отряды конных степняков с утра до вечера разъезжали вокруг города, высматривая подходы.

Со стороны Сейма и оврага, промытого старым руслом Путивльки, опасности вражеского штурма не было.

Тревожился Вышеслав за восточную и северную окраины города, выходившие на ровное поле. Вал был высок, но стена совсем обветшала, и ворота не отличаются прочностью. Ров перед валом и вовсе еле заметен.

Вышеслав понимал, что половцы постараются с наименьшими потерями проникнуть в город. Скорее всего они используют свои излюбленные приемы: внезапность и поджог деревянных укреплений. Вал без стены — преграда, легко преодолимая для большого войска. А посему воевода усилил караулы. На башни не по одному, а по два стража распределил с обязательным обходом примыкающего участка стены. У всех ворот на ночь ставил по три стража с собаками. Не доверяя десятникам, Вышеслав по ночам сам обходил всю стену по кругу, проверяя, чтобы никто не спал. Сменялись стражи каждые четыре часа.

Онисим, счастливо отвертевшийся от опасной поездки в Чернигов, поступил к тысяцкому Борису в его пеший полк. И сразу стал проситься в десятники, намекая на то, что ему и по возрасту и по сословию в простых ратниках ходить негоже. Однако тысяцкий считал главным достоинством воина умение владеть оружием, а Онисим похвалиться этим не мог. Втайне-то Онисим и вовсе в помощники тысяцкого метил, но Борис, хоть и боярский сын, в помощниках держал лапотников последних, молодых и дерзких.

Онисима оскорбляло невнимание к нему тысяцкого. Ему казалось, будто Борис нарочно помыкает им, словно отроком малым, гоняет в ночные караулы и при всех за леность ругает.

«Урвал младень власти, вот и измывается как хочет! — злился Онисим. — И чего я в Чернигов не поехал, дурень?! Теперь бы сидел как у Христа за пазухой!»

В одну из ночей заступил Онисим в караул на угловой башне, с которой ни реки, ни стана половецкого не видать. И до ворот далеко — место спокойное.

«Может, и подремать часок-другой удастся», — мелькнуло в голове у Онисима.

Вдруг видит, что к нему на башню девица карабкается по шатким ступенькам. Шлем великоватый на глаза съезжает, на плечах плащ, а под ним пояс с мечом. Выбралась из люка и уставилась на Онисима как на диво дивное.

— Дядька Онисим, не признаешь меня разве? — спросила удивленно.

Не слыша ответа, девица сняла шлем.

— Василиса я, дочь боярина Громобоя. Мы с тобой соседствовали одно время, покуда дом твой не сгорел.

Онисим чуть рот не открыл от удивления. Помнил он Василису отроковицей тринадцатилетней, а, поди ж ты, какая она стала пава спустя четыре, года!

— Тебя, Васса, и не узнать, — осклабился Онисим и тоже снял шлем. — Красавица стала писаная! Где отец-то твой?

Василиса вздохнула печально и присела на приступок.

— Сгинул мой тятя вместе с войском князя Игоря.

— Ох, горе тяжкое! — посетовал Онисим и присел рядом. — Ты-то зачем в войско подалась?

Василиса взглянула на него:

— Ратников же не хватает. Кому-то город защищать надо.

— Это верно, — закивал Онисим, а сам так и шарил взглядом по девичьей фигуре, облаченной в мужскую длинную рубаху и порты, заправленные в сафьяновые цветастые сапожки.

У него аж засосало под ложечкой, когда девушка положила ногу на ногу, отчего еще явственнее обозначилось под льняной тканью округлое бедро.

— Где же твоя семья, дядя Онисим?

— Далеко. — Онисим небрежно махнул рукой. — Отправил в Трубчевск и жену и деток, подальше от беды. А чего вы с матерью не уехали из Путивля? Многих бояр и след давно простыл.

— Мы с матушкой тятю будем ждать, — задумчиво проговорила Василиса. — Вдруг он вернется, а нас нет.

Легкий вздох приподнял рубаху на груди девушки.

Сидевшему совсем рядом Онисиму достаточно было мига, чтобы видеть совершенство этой груди, проступившей при вздохе через расшитую ткань.

— Портки-то с рубахой на тебе чьи? — поинтересовался Онисим.