Игорь Святославич

Тогда великий Святослав
изронил златое слово,
со слезами смешанное, и сказал:
«О мои дети, Игорь и Всеволод!
Рано начали вы Половецкой земле
мечами обиду творить,
а себе славы искать.
Ваши храбрые сердца
из крепкого булата скованы
и в смелости закалены.
Что же сотворили вы моей серебряной седине?
Не вижу уже власти
сильного,
и богатого,
и обильного воинами
брата моего Ярослава,
с черниговскими боярами,
с воеводами и ковуями».

Насторожился и суздальский посол, когда гусляр упомянул его могучего властелина:

Великий князь Всеволод!
Неужели и мысленно тебе не прилететь издалека
отчий золотой стол поблюсти?
Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать,
а Дон шеломами вычерпать!
Если бы ты был здесь,
то была бы раба по ногате,
а раб по резане.

Не обошел молчанием скорбный певец и галицкого князя, отца Ефросиньи:

Галицкий Осмомысл Ярослав!
Высоко сидишь ты
на своем златокованом престоле,
подпер горы Угорские
своими железными полками,
заступив путь королям,
затворив ворота Дунаю,
меча бремя через облака,
ладьи рядя до Дуная.
Стреляй же, господине, в Кончака,
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
буйного Святославича!

Влажно заблестели печальные очи Ефросиньи, заволновалась ее грудь под вызолоченной бебрянью княжеского платья. О ней вел сказ седовласый гусляр:

Ярославна рано плачет
в Путивле на стене, приговаривая:
«О ветер, ветрило!
Зачем, господине, веешь ты навстречу?
Зачем мчишь стрелы половецкие
на своих легких крыльях
на воинов моего милого?
Зачем, господине, мое веселье
по ковылю ты развеля?»

Ярославна рано плачет
в Путивле на стене, приговаривая:
«Светлое и трижды светлое солнце!
Всем ты тепло и прекрасно:
зачем, владыко, простерло ты горячие лучи свои
на воинов моего лады?
В поле безводном жаждою им луки скрутило,
горем им колчаны заткнуло?»

Не удержалась от жалобного всхлипа Агафья. Ольга смахнула со щеки слезу изящным пальчиком. В очах Василисы застыло страдальческое выражение.

Игорь в эти мгновения взирал не на гусляра, а на Ефросинью.

Вышеслав заметил, какие были у него глаза! Так смотрят лишь на самого дорогого и близкого человека!

Вот гусляр-сказитель сменил тональность своего голоса, переходя от скорби к радости:

Прыснуло море в полуночи,
идут смерчи тучами.
Игорю-князю Бог путь указывает
из земли Половецкой
в землю Русскую,
к отчему золотому столу.

Сын Узура встрепенулся, услашав и о себе в песне:

Погасли вечером зори.
Игорь спит,
Игорь бдит,
Игорь мыслью поля мерит
от великого Дона до малого Донца.
Коня в полночь Овлур свистнул за рекою;
велит князю разуметь,
что не быть Игорю в плену!

Кликнула,

стукнула земля,
зашумела трава,
вежи половецкие задвигались.
А Игорь-князь поскакал
горностаем к тростнику
и белым гоголем на воду.
Вскочил на борзого коня
и соскочил с него серым волком.

Последние слова песни были весомы и торжественны:

«Слава Игорю Святославичу,
буй туру Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!
И Святославу Ольговичу!»
Здравы будьте, князья и дружина,
борясь за христиан
против нашествий поганых!

Когда смолкли гусельные струны, Игорь обратился к гусляру: