Игорь Святославич

Другие летописи создавались на севере и северо-востоке Руси и содержат меньше свидетельств о событиях на ее юге. Однако они подчас сообщают их точные даты и важные подробности. Новгородская первая летопись — официальный летописный свод Новгородской республики, создававшийся по воле архиепископов и посадников — в дошедшем до нас виде была переписана в середине XIII века; единственный список так называемого старшего извода — древнейший сохранившийся до наших дней летописный кодекс.

Остальные три летописи — продукт наиболее плодовитого, на взгляд из современности, или лучше всего сохранившегося летописания Владимиро-Суздальской земли. Интересующие нас факты в них в основном совпадают. Радзивиловская летопись, известная нам в двух списках XV века, содержит Владимирский летописный свод начала XIII столетия, ставший источником сведений об удельной эпохе для многих позднейших летописцев. Близкий к ней Летописец Переславля-Суздальского, также сохранившийся в списке XV века, был составлен, как явствует из его названия, в Переславле-Залесском в 1215 году. Оба памятника прямо или через не дошедшее до нас посредство использовались создателями Лаврентьевской летописи — Владимирского летописного свода начала XIV века. Он сохранился в списке 1377 года, переписанном суздальским монахом Лаврентием, — это второй по старшинству из имеющихся в нашем распоряжении летописных подлинников.

Летописцы второй половины XIV—XV века сравнительно мало внимания уделяли эпохе ранней раздробленности, в основном копируя, а нередко сокращая предшествовавшие тексты. Некоторое исключение представляли новгородцы, но их дополнения, почерпнутые из не дошедших до нас источников, касаются почти исключительно собственной истории. Позднее, в XVI веке, немало «нового» об удельном периоде, как и о других этапах русской истории, сообщили составители монументальной Никоновской летописи. Но многие из ее сведений давно поставлены под сомнение как домыслы, даже вымыслы; в любом случае конкретно для нашей темы они почти ничего не дают.

Сложен вопрос о несохранившихся летописях, которые мог использовать виднейший русский историк XVIII столетия В. Н. Татищев. Он обращался с источниками достаточно свободно. Сейчас доказано, что он без ограничений и с минимальными оговорками вносил в повествование собственные домыслы — или морализующие, или обосновывающие его политические позиции, или придающие событиям связность. Татищев поддавался — иногда вполне сознательно — на мистификации или полумистификации своих добровольных помощников. Так произошло, вероятно, в случае так называемой Иоакимовской летописи, в которой он пожелал увидеть достоверный источник по истории Киевской эпохи — хотя сознавал всю сомнительность ее происхождения. Однако в тех случаях, когда Татищев ссылается на конкретные летописные памятники и ссылки его могут быть проверены, он обычно точен. Подавляющее большинство перечисленных им летописных источников известно современной науке, и, вопреки всем скептикам, нет существенных оснований подозревать его в выдумывании или фальсификации каких-либо из ныне неизвестных. Поэтому, с определенными оговорками, те татищевские известия, которые содержат точную ссылку на источник происхождения, привлекать вполне возможно.

Для нас некоторый интерес могли бы представлять цитаты из так называемой Раскольничьей летописи, доведенной до 1198 года и содержавшей более подробные сведения по истории Руси, чем очень близкая к ней Ипатьевская, тоже известная Татищеву по одному из списков. Многие ученые закономерно предположили, что Раскольничья летопись была полным списком Киевского свода 1199 года, который галицкие создатели Ипатьевской летописи несколько сократили. Впрочем, немногочисленные выписки Татищева из Раскольничьей летописи (ко второй половине XII века относятся всего две) добавляют лишь малые детали к истории Руси описываемой эпохи. Гораздо больше случаев, когда источник неизвестен и факт его существования, говоря по чести, маловероятен. Татищев либо украшает повествование (к примеру, отсутствующими в летописях, особенно нарочито и наивно «славянскими» женскими именами), либо пытается додумать причины и следствия каких-то событий. Некоторые из таких случаев нам встретятся при исследовании жизненного пути Игоря.

Таковы источники по истории Чернигово-Северской земли XII столетия и биографии князя Игоря. Теперь вполне ясно, что его классического жизнеописания, выстраивающего путь героя год за годом, представить просто невозможно. Игорь является в истории проблесками — самый яркий из них стал для него и самым злосчастным.

Глава третья. НАСЛЕДСТВО «ГОРИСЛАВИЧА»