Игорь Тальков. Убийца не найден

– Нет. Люди искусственно разделили планету на страны, системы… У меня есть трилогия «Дед Егор», написанная давным-давно. Фабула ее такая: старый большевик попал в опалу, запил и «прозрел». Смотрит он из окна на улицу, на людей и рассуждает о границах, о своих и чужих, о том, что все ощущают боль одинаково, одинаково радуются. У всех одна голова и пять пальцев на руке, а мы все стараемся разделиться, размежеваться.

Однажды я прочитал «Деда Егора» на дискотеке в клубе «Наука», после этого директора клуба сняли, а меня ни на какие дискотеки не приглашали.

Я не верю в процветание одной страны или нации за счет других. Расцвет либо будет общим, либо не будет его вообще.

– Не пробовал ли самореализоваться в других, немузыкальных ипостасях – в живописи, беллетристике?

– Нет. Впрочем, записываю всякие мысли, впечатления. Хотелось бы написать книгу, но это, наверное, произойдет когда-нибудь в старости. Даже название есть – «Эпоха вырождения».

– Часто по лицу человека можно определить, любит ли он, например, животных и т. д. Твоему сценическому образу очень гармонировали бы песни об Афганистане.

– У меня были наметки песен об Афганистане. Но однажды в Мурманске подошел ко мне после концерта «афганец», прошедший через эту войну, и попросил поговорить с ним. Сели у меня в гостиничном номере и часа три разговаривали. Он спросил, был ли я в Афганистане. Я ответил отрицательно. А песни об «Афгане» есть? Он слышал много песен о «событиях», написанных людьми, которые не были в стране, не чувствовали ее воздуха, и песни не получились такими, какими должны были быть. Я его послушал и не стал писать.

Но о таких вещах, конечно, нужно петь, потому что песня – кратчайший путь к уму и сердцу человека. Мысль в песне облечена в очень доступную форму. Главное – говорить искренне и называть вещи своими именами. Люди устали от вранья.

– Мог бы ты обрисовать свою личную жизнь в нескольких словах?

– Музыка, тексты. Гастроли. Любовь. Иногда спорт. Так и кручусь.

* * *

– Что вы вкладываете в понятие «музыкальная культура исполнителя»?

– Талант, божий дар, что ли, умение оценить себя.

– Верите ли вы, что доброта спасет мир?

– Не очень. Зло хитро и просто так не отступит. Зло должно быть наказуемо.

* * *

– А теперь вернемся к политике, к теме, благодаря которой ты получил статус чуть ли не «антисоветчика». Что привело тебя к так называемым «крамольным» вещам?

– Ужасно надоела недосказанность во всем, половинчатость, бесконечные аллегории, призывы к патриотизму, от которых его ничуть не прибавляется. Наш народ – бедный, затюканный, запуганный – необходимо будить. Будить во что бы то ни стало. И чем скорее он проснется, тем скорее мы освободимся от ига, от гнета, под которым мы все ходим. Освободимся и заживем нормальной жизнью. Пока же этого не произойдет, ни о какой перестройке речи быть не может.

– В одном из интервью с тобой мелькнуло слово «русофобия». Твое к ней отношение?

– Я категорически против и русофобии, и антисемитизма. Я за то, чтобы все люди жили в мире и согласии. Это однозначно.

– Слушая твои песни и наблюдая за твоим поведением на сцене, у меня сложилось впечатление, что ты по происхождению дворянин. Так ли это на самом деле? А знаешь ли ты свои корни?

– Свои корни я знаю плохо. Дело в том, что мой отец уничтожил практически все, что связано с нашим родом. Единственно, что я знаю, – мой дедушка был офицером, русским офицером. Наши корни тянутся из Москвы, хотя я и родился под Ясной Поляной (кстати, в 1956 году); на то были веские причины. Мой отец 15 лет отбывал в Сибири. А когда вернулся в Москву, ему запретили там проживать. Потому так и получилось, что все мои деды и прадеды из Москвы, а я родился в Тульской области под Ясной Поляной.