Игра

И тут действительно всё началось. Сначала Гораций оглушила… тишина. Все звуки угасли, оставив вместо себя подозрительную глухоту. Казалось, что слух отказал Горацию, газа же наоборот отчетливо видели всё происходящее. Масса людей продолжала монотонно двигаться в тишине. Гораций пригляделся к окружающим. Это были обычные люди, такие же, как он сам. Ближе всех к Горацию стояли Молоиж и [N][I][K][0][L][K][А]. Гораций посмотрел на них, и тут лицо Молода поплыло. Сначала оно исказилось, как в кривом зеркале, потом его глаза сползли на нос, на щёки. Лоб растекся по всей голове, уши, одно за другим, поползли по телу, увлекая в своё неторопливое движение все прочие члены. Те, сходя со своих мест, плавно трансформировались, перетекали один в другой, выворачивались… И вот уже весь Молоtок стал одним комком собственных шевелящихся органов. То же самое стало происходить с другими людьми. Скоро вокруг Горация не было ничего похожего на людей, а были только движущиеся в такт неслышимой музыки развороченные куски живой плоти. Ноги, руки, головы беспорядочно торчали и передвигались по тому, что ещё совсем недавно можно с уверенностью было назвать человеческими телами. Теперь же каждое из тел вокруг превращалось в загадочную неповторимую объёмную мозаику. Гораций физически ощущал, что и с ним сейчас происходит то же самое. Он чувствовал, как все его члены медленно меняются местами и тянут за собой все внутренние органы. Гораций превращался в неведомый клубок… Вскоре Гораций заметил, как всеобщая трансформация перетекла на стены клуба. Сначала рисунок фигурной штукатурки медленной волной стал перекатываться сверху вниз, а потом пространство между стенами стало сужаться. Казалось, невидимый внешний пресс медленно сдавливает весь клуб снаружи. Гораций почувствовал, как на него самого начинает давить неведомая сила, заставляя испытывать первые признаки удушья. Стены и потолок приближались, в Горация неприятно со всех сторон упирались ноги и руки тех, кто оказался с ним рядом. Выпученные глаза друзей продолжали медленно ползать в этом адском месиве, с ужасом рассматривая происходящее. Пространство сжималось… Гораций отчаянно выбросил вверх свою руку, чтобы уберечься от медленно опускающегося на него потолка, но его рука соприкоснулась только с пустотой. Потолок, который навис прямо над Горацием, готовясь раздавить его, на самом деле был недосягаем. Рука Горация судорожно металась в воздухе не находя ничего. Пространство исказилось. Предметы, зрительно далекие, давили бока, близкие же оказывались далекими. И тут Гораций почувствовал звук. Не услышал, а именно почувствовал. Сначала он стал щипать Горация едкими каплями пронзительного звона, а потом, раскатистыми ударами бешенного ритма ворвался внутрь искареженного тела Горация. Звуки поселились в Горации, они перебирали все его внутренности и играли на нервах. Гораций завыл. Завыл пронзительно и громко. Так выл, наверно в далеком прошлом, одинокий волк на безжизненную Луну. Гораций выл, но его никто не слышал. А между тем пространство вокруг Горация продолжало сужаться, давя на него своей беспредельной массой. С каждой секундой Гораций всё больше ощущал наваливающуюся на него тяжесть, и с каждой секундой всё больше в нём рос страх. Когда непреодолимое чувство ужаса стало нестерпимым, Гораций понял, что единственный выход избавиться от него – это бегство. И он побежал. Отчаянно перебирая непослушными ногами и разгребая ватными руками вязкий воздух, Гораций ринулся к выходу. Он не знал, где находится этот выход, но бежал, как ему казалось именно к нему. Бежал… Ему казалось, что он отчаянно бежит, но на самом деле видел, что не двигается с места. Окружающая действительность не отпускала. Шумная многоликая толпа беснующихся искареженных тел цеплялась за такое же искареженное тело Горация и не давала прохода. Каждое движение давалось Горацию с огромным трудом, и вот, когда силы стали покидать его, всё вокруг, притягиваемое чем-то неведомым увлекая за собой Горация, понеслось. Пространство стало схлопываться, затягивая Горация в неведомую черную дыру. Он уже не в силах был сопротивляться неизбежности погружения в темноту. Бешеные ритмы грохочущей музыки, догоняя Горация, прорывались внутрь его тела и разрывали тело изнутри. Это был ужасно! Это было восхитительно! Гораций давно уже не испытывал ничего подобного! Скользить по краю неизбежности, наслаждаться моментами немыслимого страха, ужасаться причудливым формам искаженной действительности – вот это жизнь! Гораций обожал эти редкие моменты счастья. Ради них он и приходил в «Беспредельщики».

Темнота… Скоро всё поглотила темнота. Не осталось ничего, ни звуков, ни образов, ни ощущений, ничего…