— На мой взгляд, малыш Хенрик, ты круто влип. А что ты сам можешь сказать по этому поводу? — Произнеся это, Болин снова включил диктофон.
Голова у Эйч Пи пошла кругом.
Кто, черт побери, побывал у него в квартире? И зачем стащил мешок и повесил на мосту? Сбившая его машина появилась словно из ниоткуда, как если бы стояла где-то рядом и следила за ним. И покорежила его мопед ровно настолько, чтобы легавые смогли его взять.
Но кому нужно было так сильно его подставлять? Конечно, враги у него есть, но не до такой степени. Так кто же это? «Пятьдесят восьмой»?
А вдруг мистер «пятьдесят восемь» тоже швед, которому удалось выяснить, кто именно дышит ему в спину в рейтинге? И просто тщательно запорол задание Эйч Пи?
Нет, это как-то совсем уж невероятно…
Голова раскалывалась от удара об асфальт, последовавшего битья и всего того бардака, что теперь в ней вертелся. Как-то разгрести эту кашу не представляется возможным — по крайней мере, в данный момент.
Еще раз бросив взгляд на телефон, Эйч Пи решил не отступать от правила номер один, то есть держать язык за зубами.
— Я никак не могу это прокомментировать и, как уже говорил, требую адвоката, — повторил он, но уже без былой самоуверенности в голосе.
Болин вздохнул и снова медленно выключил диктофон.
— Ну, как угодно, Петтерссон, естественно, это твое право. Телефон и справочник там. Я вернусь через десять минут.
Он махнул рукой в сторону маленького телефонного столика в углу и встал, чтобы выйти.
— Кстати, тебе чертовски повезло, что моя коллега Нурмен легко отделалась, — добавил он, стоя в дверях. — Те, кого мы, копы, ненавидим больше убийц копов, — это убийцы женщин-копов.
Внутри Эйч Пи что-то щелкнуло, он почувствовал, что кровь отхлынула от головы.
— Подождите! — заорал он Болину, который уже почти закрыл дверь. — Как зовут полицейского, ту, что ранена?
— Нурмен, — сухо ответил Болин, — Ребекка Нурмен.
«Черт! Черт! Черт!» — вопил голос в голове у Эйч Пи.
Итого двенадцать швов. Четыре на одной ране, пять на другой и еще несколько на лице.
Ребекка изучала себя в маленьком зеркале над раковиной в процедурном кабинете. На голове две белые повязки. Хирургический пластырь там и сям, над одной скулой — легкая синева, глаза красные от талька из подушек безопасности.
Добавить сюда тошноту, головную боль и ноющее жжение в грудине — и масштаб повреждений налицо.
С Крузе дела обстояли гораздо хуже. Он по-прежнему в реанимации, и, по словам Вахтолы, заглянувшей некоторое время назад, они в течение завтрашнего дня должны привезти на самолете его жену.
И все это из-за нее. Это она, сидевшая на пассажирском месте, должна была объявить тревогу. Нужно было послушаться инстинкта, немедленно остановить и развернуть кортеж. Но вместо этого она засомневалась. Потратила пару жизненно важных секунд на то, чтобы поволноваться из-за возможности совершить ошибку, вместо того чтобы сконцентрироваться на правильных действиях. Конечно, Крузе спас ситуацию, крутанув руль, но и заплатил слишком дорого за ее просчет.
Ребекка механически собрала вещи: синий бронежилет, вероятно, защитивший ее ребра, резиновую дубинку и рацию, которые с нее сняли, когда клали на носилки.
На улице ждала патрульная машина, чтобы отвезти ее домой. Разбор полетов только завтра, так решил Рюнеберг. Ей это отлично подходит. Она хочет вернуться в свою квартиру, проглотить пару убойных таблеток, которые ей дали с собой в конверте, и проспать сутки.
Как раз в тот миг, когда она в последний раз окинула взглядом палату, проверяя, не забыла ли чего, зазвонил мобильный телефон. «Номер скрыт», — недовольно поморщившись, констатировала Ребекка.
— Слушаю, — ответила она, уже взявшись другой рукой за дверную ручку.
— Бекка, ты? — сказал голос на другом конце, и она сразу остановилась. — Бекка, это я…
— Я сейчас не могу говорить, — ответила она нарочито кратко. — Можно я перезвоню тебе завтра? — уже более дружелюбно добавила она, пытаясь загладить сказанное.
— Э-э, да, конечно, мне только узнать, ты… в порядке?
— В смысле? — опешила она, и от его тона где-то внутри нее стала подниматься тревога.
— Э-э…
Он замолчал на секунду, но Ребекка решила его не перебивать.
— Даже не знаю, как сказать…
— И? — все-таки перебила она его. Недобрые предчувствия достигли максимальной интенсивности.
— То, что случилось… у Линдхагенсплана… В общем… я не хотел, то есть… ну… я не думал, что там будешь ты. Я понятия не имел, что там была ты, Ребекка!
Он говорил, словно захлебываясь, и она отметила, что под конец перешел на фальцет. Внезапно женщина почувствовала, что силы ее оставили, она еле стояла на ногах. Нурмен медленно вернулась в палату и села на койку, которую, как ей казалось, минуту назад видела в последний раз.
— Будь добр, расскажи все с начала, — попросила она, собравшись настолько, насколько могла в этот момент, изо всех сил стараясь вникнуть в его слова.
— Это все не по-настоящему, как бы такая игра. Игра, которая слегка вышла из-под контроля!
— Игра, говоришь…
Ее голос прозвучал устало, но он не мог не почувствовать, что она в ярости.