Игра

— Это от твоих рук… Я совсем не трусиха, о нет! Кажется, я с пеленок хотела стать Миледи! Дралась с мальчишками, лазала по крышам, мечтала о славе. И знаешь, многому научилась: стреляю, объезжаю диких мустангов… Знаю, как делают фальшивый кофе и фальшивые деньги, могу починить унитаз и работать с компьютером. А еще петь… Боже, как я люблю сцену! Я даже иногда воображаю, что стою на ней рядом с тобой!

— А знаешь, у тебя есть кураж.

— Правда? Я в самом деле далеко не бездарь. «Не знаю, что сказать… Вообще, это так странно… Странно, что сидим вместе — вы и я. Одни… Никто ничего не видит… Знаете, даже обидно… Обидно, когда никто не видит…» — заговорила она голосом Ренаты Литвиновой. — «Признайтесь лучше без обиняков, ваше хобби — политика! Вы коммуняка под маской плейбоя!» — это было сказано голосом Новодворской.

— Похоже! Очень похоже! Интересно, ведь я тоже любил передразнивать. Еще в школе. У нас были такие колоритные учителя… Особенно англичанка: «Вы можете не заниматься математикой, вы можете не знать, как устроен ваш телефон, что такое электричество, и не дочитать «Войны и мира». Но уметь объяснить первому встречному американцу, что вы — энциклопедист, просто обязаны!» Конечно же, я был солистом школьного ВИА под названием «Хочу все знать», и слава моя гремела.

— А я в школьном театре играла Миледи! Какие у нас были мушкетеры! Сплошь мои поклонники. Впрочем, Кардинал и Король — тоже… Эта кличка прилипла ко мне, наверно, на всю жизнь. Но мушкетеры обзавелись семьями, Кардинал сделал карьеру в милиции, а Миледи не стала королевой экрана. Снялась лишь в одном совершенно омерзительном рекламном ролике. Знаешь, кого я изображала? Косую инвалидку, отплясывающую фламенко с костылем!

— Бедняжка… А это все откуда? — Он кивнул в сторону роскошной виллы, прячущейся за пышными магнолиями. На скатах островерхой крыши и круглой башенке лоснилась под луной черепица. — Шикарный дом, собственный пляж, пижонское авто… Или они превратятся в тыкву, как известная всем карету?

— Дары неудачного замужества. Мы давно развелись, но он продолжает вести себя как наглый собственник. Богатенький индюк. Преследует меня, грозит пристрелить, если застанет с другим. Сегодня я пришла в ресторан твоего отеля со своим приятелем. Так, деловая встреча… Ах, неохота рассказывать… Гадкие пустяки, зачем они сейчас?… — Миледи сорвалась с места, вбежала в воду и закружилась, крича звездам и морю: — Эй, море — я счастлива! Звезды, не свалитесь от зависти — со мной Кинг!

Она упала в нежную волну, поднимая сверкающие брызги. Роман вынес ее на берег — обессилевшую от счастья русалочку.

— Ты в самом деле легкомысленная девчонка. Твой бывший богатенький индюк выследил тебя в отеле, устроил погром с битьем гостиничной мебели и, вероятно, скоро будет здесь, чтобы отвести душу на своей бывшей территории. Получится не слишком здорово, если он застанет нас вот так…

Миледи обняла его за шею и притянула к себе:

— Разве Кинг может чего-то бояться? Увы! Злодея мы не дождемся. Этот скандалист здорово выпил и наверняка храпит уже в чьей-нибудь кроватке. Да ну его к черту! Я счастлива. Мы счастливы. И больше ничего. Ни-че-го! Ни-ко-го! Никого никогда не было и не будет. Сплошное, бесконечное, совершенно невероятное счастье… Счастье… Чужое, забытое слово… — Она всхлипнула и разрыдалась. Горькими, совсем не счастливыми слезами.

— Малышка! Ну что ты? Чем я тебя обидел?

— Меня обижает время. Торопится, торопится, прихватывая крупицы моей радости… Все жду, что раздастся бой часов и строгий голос, как в старом фильме «Золушка» (помнишь?), сообщит: «Ваше время истекло…» Истекло! — жестко добавила она, решительно поднялась и направилась к дому.

Кинг устремился за ней. Обогнал, встал поперек дорожки — так, как обычно стоял на сцене: расставленные ноги, играющие на груди мускулы, пряди волос, разметанные по плечам. В темноте светились и дурманно пахли высокие белые цветы. Миледи подошла к нему, как провинившаяся девочка, и робко положила ладони на плечи.

— Я всегда что-нибудь придумываю, а потом потихоньку начинаю в это верить. Знаешь, что я навоображала? Что Кинг сочинял свои песни про меня… Спой сейчас… Только для меня… Тихо-тихо.

— Малыш, здесь сыро. Ты же понимаешь, мой голос — это валютный фонд.

— Ладно, не надо петь, просто смотри на меня вот так… В моей комнате со всех стен ты глядел на меня. А портреты Энн я отрезала ножницами и разрывала в клочья. Вот!

— Перестань, малышка! Мы в райском саду. Ты — единственная женщина на свете. Мою следующую песню я посвящу тебе… Я уже сочиняю ее, Миледи… — Горячие руки пробежали по ее телу. — В ней будет все: и это, и это, и это… — Тимиров подхватил Ирину. — Ого! Совсем холодная! Отнести замерзшую девочку к камину?

— Нет! Здесь так чудесно! — встрепенулась Миледи. — Не надо в этот… в этот дом…

— В саду отлично. Но слишком влажно для вокалиста. Малыш, я должен беречь свое знаменитое горло. А чем тебе не нравится шале? По-моему, совсем неплохой замок. Хочешь, я приготовлю грог?

* * *