– Я бы… – он замолкает. – Ничего. Это тупо.
– Нет, скажи мне, – требую я. – Давай разберемся с этим, чувак.
Холлис делает глоток «Бум Сос».
– Я бы путешествовал, – наконец признается он. – Чувак, ты осознаешь, сколько еще в мире стран? Десятки!
– Сотни, – поправляю я.
– Не сходи с ума. Континентов только семь, с чего вдруг стран было бы сотни? У тебя неправильная математика. Но да, этим я бы и занимался. Я бы ездил по всему чертову миру, знакомился с новыми людьми, узнавал о новых культурах, ел странную еду и…
– Стой, Рупи тоже путешествовала бы с тобой?
Он страстно кивает.
– А где еще ей быть?
Я киваю в ответ, но медленно и задумчиво.
– Хочешь мой совет? Ты должен поговорить об этом с Рупи. Скажи честно, как ты вымотался, и предложи съездить куда-нибудь вместе. Может, получится запланировать что-то на лето? Тогда тебе будет чего ждать, пока ты едешь до Нью-Гэмпшира… – заканчиваю я, пытаясь его соблазнить.
Холлис щурит глаза.
– Что? – говорю я.
– Ты всегда был таким умным, или это просто я был всегда таким тупым?
Я усмехаюсь ему.
– Предпочту не отвечать на этот вопрос.
34
К концу января мы с Хантером до сих пор не определились со статусом наших отношений. Мы просто как бы плывем по течению, постоянно занимаясь сексом, обнимаясь, переписываясь, давая друг другу советы. Я хожу на его хоккейные матчи, хотя мне плевать на хоккей. Он смотрит документальные фильмы о преступлениях, хотя они действуют ему на нервы.
Как говорит Бренна, у нас «ситуашения». А по словам Пиппы, мы женатая пара, которая даже не называет себя парнем и девушкой.
Пиппа права. Он мой парень, а я его девушка. Это смешно: мы так хорошо общаемся, но при этом ни разу не поднимали эту тему. Я знаю, почему
Что касается меня, я боюсь сделать такой шаг. Что если все поменяется в ту же секунду, как я назову его своим парнем? Что если он вдруг решит, что я сковываю его цепями или ограничиваю его образ жизни, и он начнет искать себе кого-то нового? Это иррациональный страх, и память об изменах Нико в этом никак не помогает.
Двойственность наших отношений – постоянный источник моей тревожности. У людей всегда есть побуждение как-то все определять. Определения приносят нам комфорт. Но я разрываюсь, не понимая, чего хочу больше: повесить на нас ярлык или избежать возможного разрыва. Поэтому пока я просто не поднимаю эту тему, как и Хантер.
Его команда посреди плей-офф, и он всю неделю усердно работает. Тренировки очень изнурительные, и каждый раз, как я его вижу, он покрыт синяками. Сегодня у него все болит еще больше, поэтому я решила встретиться с друзьями и дать его телу отдохнуть. Потому что когда я вижу Хантера, то сразу хочу наброситься на это твердое тело и вытрахать ему мозги.
Тем не менее Хантер недоволен своим сегодняшним одиночеством. Он не перестает присылать мне фотографии различных частей его тела, каких-то с синяками, а каких-то – без, и умолять прийти и поцеловать их. В конце концов я перебиваю Пиппу посреди предложения и говорю:
– Подожди минутку. Я скажу ему, чтобы он отвалил.
Я:
ОН:
Я:
ОН:
Я:
ОН:
Я кладу телефон.
– Простите, с этим надо было разобраться, – говорю я друзьям.
Мы с Пиппой и Ти-Джеем сидим в тесной кабинке в одном из баров кампуса. К нам еще едет Коринн, и это будет мой третий вечер с ней с тех пор, как в ноябре все пошло к чертям.
Первый раз был дико неловким. Мы смотрели кино у Пиппы, и я не могла себя заставить сказать Коринн ни единого слова. Каждый раз, как я на нее смотрела, я представляла ее голой с моим бывшим. Во второй раз все прошло лучше, потому что мы пили. Но тогда я перебрала с текилой и почувствовала себя брошенной женщиной, поэтому один-два едких комментария я сделала. Сегодня я клянусь так не поступать.
Когда мой телефон снова загорается, я переворачиваю его экраном вниз.
– Это невозможно, – ворчу я.
– Хоккеист? – со смешком говорит Пиппа.
– Да. У него все болит и покрыто синяками, поэтому он расслабляется и скучает дома. А когда ему скучно, он начинает меня бесить.
– Разве не все так делают?