Игра

– У нее, – предполагает Гевин.

– Или она ему отсасывает, – возражает Мэтт.

На секунду они замолкают.

– Не, – наконец говорит Фостер, поднимая пиво к губам. – Сначала он занимается ей, потом она ему отсасывает, потом они трахаются. Такой у секса порядок.

Я начинаю хохотать.

– Да ладно? Так написано в инструкции?

Мэтт хихикает.

– В таком порядке занимаюсь им я, – вставляет Алек. – А вы как делаете?

– Я не знаю, мать твою. Я не отслеживаю свои сексуальные похождения, как будто это исследование неизвестных науке Мальдивских островов. – Я закатываю глаза. – Тут нет никакого порядка. Ты просто смотришь по ходу дела.

– Ход дела всегда один и тот же, – упрямо говорит Алек.

– Это правда, – соглашается Фостер. – Обычно у меня тоже все так и происходит.

– Странно. – Когда я вспоминаю свои перепихи, они точно все разные. Иногда мы вваливаемся ко мне в комнату, и не успеваю я моргнуть, как она уже стоит на коленях с моим членом во рту. А однажды я был с девушкой, которой хватило всего секунды три поцелуев, а потом она повернулась и сказала, чтобы я оттрахал ее в задницу. А в последнее время продолжительность стала увеличиваться: я целую каждый дюйм их тела или наоборот. Иногда мы даже начинаем с секса, а заканчиваем прелюдией.

– Я не знаю, чем вы, ребята, занимаетесь, но у меня все по-разному, – признаюсь я.

– Может быть, это зависит от девушки, – предполагает Фостер. – Я встречался с одной и той же всю старшую школу, и я сужу по ней.

– Мы с Сашей вместе три года, – кивая, говорит Алек о девушке, с которой встречается сейчас.

– Точно, все зависит от девушки, – подтверждает Мэтт. – Например, Джесс. У них с Кэти самая предсказуемая сексуальная жизнь в мире. Когда мы вместе жили в общаге в прошлом году, они вешали на дверь этот тупой носок, и я знал, что у них все закончится ровно через сорок семь минут. Я мог даже вычислить точное время оргазма.

– Звучит как-то скучно.

Хотя, может быть, секс с тем, кого ты безумно любишь, каждый раз кажется разным? Понятия не имею. У меня было несколько девушек в старшей школе, но ни одна из них не была «той самой».

– Ладно. Прошло двадцать две минуты, – объявляет Фостер. – Он либо в ней по самые яйца, либо у нее занят рот. В любом случае член в игре. Повторяю, член в игре.

– Вы просто засранцы. Как капитан команды, я должен это остановить, – предупреждаю я.

Они все ждут.

Мой рот расплывается в улыбке. С другой стороны, у Конора столько секса, что ничего страшного не случится, если один из них прервут.

– Но я не буду. Вперед. Давайте.

Фостер и Алек взбегают наверх по узкой лестнице. Через секунду их тяжелые шаги глухо звучат по потолку. Когда они начинают молотить в дверь Конора кулаками, стук эхом отзывается по всему дому. Как будто спецназ ломится в наркопритон.

– Пабло голоден! – кричит Фостер.

– Покорми меня! – воет Алек.

На другом конце дивана Мэтт сгибается от смеха.

Все становится еще хуже: в воздухе звенят гневные ругательства, и два огромных хоккеиста на бешеной скорости сбегают с лестницы. Сразу за ними несется Конор – с голой грудью, босиком, с наспех натянутыми клетчатыми боксерами, свисающими с одного бедра. Его светлые волосы взъерошены, а губы немного опухли.

– Вы гребаные мудаки, – рычит он.

– Что? – Фостер невинно моргает. Он показывает на кофейный столик. – Наша свинья хочет обедать. У нас домашнее животное, брат. Сначала домашнее животное, а потом вагина.

– Домашнее животное, потом вагина, – повторяет Мэтт.

Гевин отрывает взгляд от игры и с серьезным видом кивает.

– Мудрые слова Томаса Джефферсона.

– Я кормил его утром, – возражает Конор.

Фостер вытаращивается на него.

– Он ест три раза в день, эгоистичный засранец. Смотри, он умирает от голода.

Я гляжу на яйцо и его глупую морду, закрываю лицо руками и трясусь от беззвучного смеха.

– Дэвенпорт! – лает Конор. – Ты капитан. Я подаю на них жалобу.

Я поднимаю голову с еще дрожащими губами.

– А в чем жалоба?

Он тычет в воздух указательными пальцами.

– Я трахался.

– Это не жалоба, а констатация факта.

Фостер скрещивает руки на громоздкой груди.

– Не забудь: нужно просидеть пять полных минут, чтобы убедиться, что он все съел.

Кон со вздутыми на лбу венами хватает Пабло со стола. На мгновение кажется, что сейчас он метнет его в стену, но в последнюю секунду он еле слышно ругается и поворачивается. С кухни доносится тихое бормотание.

Я гляжу на Мэтта.

– Он же не будет готовить настоящую еду?

– Нет, правила не такие.

– А какие правила?

– Какие мы сами придумаем, – отвечает Фостер с ухмылкой. – Но суть такая, что на Пабло надо тратить по пять минут.

– Но идти против системы нельзя, – говорит Мэтт.

– Какой еще системы? – морщусь я. – Это полный бред.

– Он ест три раза в день, срет два раза в день и требует внимания, когда кому-то из нас скучно, и хочется поиздеваться над тем, чья очередь следить за Пабло.

– Но так можно делать только несколько раз в день, – добавляет Фостер. – Тем не менее сообщения с часу ночи до пяти утра очень даже поощряются.

– Это же все очень полезно, – говорит мне Алек. – Как ты не понимаешь?