Игра

Редко кто удостаивается чести видеть меня при свете. Не люблю я этого. Увы, в некоторых случаях это необходимо. Первой проснулась женщина. Проснулась лишь для того, чтобы тут же вскрикнуть и грохнуться в обморок.

– Какого… – Барон не закончил фразу. Хорошо еще, что ему по статусу обмороки не положены. Но удивился он настолько, что через секунду его рука схватила рукоять меча, лежавшего на тумбочке у изголовья кровати.

– Отпусти меч, барон. Положи его туда, где взял. Он тебе не поможет, и ты сам это прекрасно понимаешь. Ну. Клади меч.

Я уже проголодался, но не настолько, чтобы кидаться без разбора на первого попавшегося. Тем более, если барон достаточно умен, для человека, конечно, то он сегодня же отправит мне в комнату обед. И будет делать это всякий раз, когда я ему скажу.

– Ты… Ты… – Бильс отпустил оружие, и во все глаза смотрел на меня.

– Да. Я тот, кого ты лишил крова и пищи в Диком лесу. Я пришел потребовать возмещения. Слушай меня, и делай то, что я тебе прикажу. Иначе, барон, ты сам станешь первым.

Бильс оказался понятливым. А его служанка, с которой он в эту недобрую для них ночь делил ложе – достаточно питательной. Женский ужас всегда более эмоционален, как и воспоминания. Я даже дал ей некоторое время метаться по своей комнате от стены к стене в полной тьме, я выслушал всё, что она мне наобещала, но лишь для того, чтобы ее кровь стала горячей, а сердце заколотилось в неистовом ритме. Мне не нужны рабыни, мне не нужна жена, мне нужна лишь пища.

Время шло, барон присылал мне преступников и своих врагов, а я постепенно строил в комнате пирамиду из черепов. Я знал, что люди барона шептались у него за спиной, но никто не осмеливался бросить вызов ни ему, ни мне. Для них наступила эпоха ужаса. Ужаса стать тем, кто переступит порог моей комнаты, и станет моим обедом. Чье сердце будет колотиться как мотылек о стекло фонаря ночью, прежде чем я вырву его из груди, и вопьюсь в него зубами. Страх стал их господином. Единственной, кто не испытывал этого страха, была Веда. Она почему-то была уверена, что я ее не трону. И часто, когда раз, когда два в неделю, заходила ко мне. Поболтать. Она росла, и призналась, что уже не может видеть меня так отчетливо в темноте, я для нее теперь виделся лишь смутным силуэтом. Пирамида из черепов росла, но Веда или не хотела ее замечать, или и правда не замечала. Во всяком случае она о ней ни разу даже не заикнулась. Шли годы, которые не значили для меня ничего, ведь время придумали люди, а не я. Веда росла, и хотя по прежнему задавала мне вопросы, но они уже сильно отличались от тех, которые занимали ее раньше. Теперь она терпеливо дожидалась ответа, вместо того, чтобы перескочить на следующую тему, и я отвечал.

– Тебя называют Злом. Демоном. Ты – демон?

– Я не знаю. Вы, люди, придаете слишком большое значение определениям. Я это я, Веда. Зло… Что такое зло? Зло для кого, для тебя, для вас, людей, или для меня самого? Я для себя остаюсь собой. Значит, я не зло, верно? Демон… Одни называют дикого кабана кабаном, другие – вепрем. Кто из них прав?

– Не знаю, наверное и те, и другие.

– Все неправы. Важно не то, как люди называют кабана, важно то, как называет себя сам кабан. Лишь это – истина. Остальное – попытка подменить истину удобным понятием.

– Ты ешь людей. – Это прозвучало утверждением. Это давно не было секретом в замке.

– Ем. Должен же я что-то есть, верно?

– Но они живые!

– Ты завтракала? Чем?

– Кашей и яйцами.

– А разве яйца для курицы – не живые? Это ее дети. А ты их ешь.

– Но это-же…

Она поняла. Она поняла меня, и приняла мою сущность, хоть и не сразу. Она спорила, она даже ругалась. Рыба – это рыба, а человек это человек! Но ведь и рыба – живая. И рыба спокойно плавает в воде, пока ее не поймают в сеть, и не выбросят на берег умирать. Она поняла, а остальные не поняли.

Однажды Веда сказала: – Я перестала тебя видеть. Совсем.

– Тогда тебе лучше больше сюда не приходить. Ты выросла. А если ты выросла, то…

– То я теперь для тебя еда? Как кролик или перепелка? И ты сможешь спокойно вырвать мне сердце из груди?

– Не думаю. Ты не боишься. Зачем я буду убивать тебя?

– А если ты будешь очень голоден? Господин барон Бильс сильно сдал. Как только он умрет, замок опустеет, ведь у него нет наследника. И все разбредутся по владениям других господ, пока замок не захватили. Лучше уйти во владения тех, кого более-менее знаешь, хотя бы по слухам, чем оказаться однажды в услужении у неизвестно какого барона или графа, который может оказаться жесток.

– Если уйдут все, то и ты уйдешь, верно?

– Я не уйду.

– Но почему?

– Я не хочу уходить. От тебя.

– Послушай, Веда. Я ведь не человек. Я не твоей породы. Ты должна жить со своими людьми. Ты же женщина, значит, родишь детей…

– Я не хочу никуда от тебя уходить! И замуж тоже не хочу! Отец уже начал расхваливать одного из своих сержантов, хочет, чтобы я стала его женой, и…

В это время снаружи затрубили трубы. Впервые за то время, которое я провел тут.

– Что это, Веда? У вас праздник?

– Я не знаю. Подожди, я сейчас.

Она выбежала наружу и захлопнула дверь.