Игра

— Я все время забываю у тебя спросить, — номер один сделал затяжку, взглянул на остаток сигары и, помедлив долю секунды, все же бросил ее в пепельницу, — семья твоего дворецкого служит в вашем лондонском доме уже шестое поколение. Так откуда у него шотландский акцент?

— Это традиция, — номер два сделал глоток виски и чуть скосил глаза на дымящийся столбик в пепельнице, — если он перестанет говорить с шотландским «ар», он нарушит традицию. Ты ведь тоже никогда не тушишь свои сигары? — полуутвердительно, полувопросительно произнес он.

— Положим, сигары я не тушу исключительно из практических соображений, если я ее раздавлю, она же чадить станет, а так она еще минуту поборется, потлеет, а потом, пепел уголек окончательно закроет от кислорода, и она потухнет. Это ведь даже интересно, вот смотришь на дымок и думаешь, может он последний, а через секунду нет, чуть сквозняк и вот уголек, в тщетной надежде, вновь разгорелся.

На взгляд номера два, номер один всегда был излишне философичен. Но его рассуждения никогда не переходили грань демагогии, оставаясь лаконичными как японский танку, в них часто было не два и даже не три дна, их можно было очищать слой за слоем, как лук или пучок салата.

Тем временем, на сцену вышла молодая женщина, не красавица, но милая, приподняла скрипку и замерла, ожидая сигнала от двоих слушателей, не осмеливаясь начать без приглашения и тем прервать беседу.

— Может, попросим леди сыграть концерт голой? — Номер два лениво окинул взглядом исполнительницу, задержавшись на глубоком декольте и стройных ножках.

— В русском языке есть более литературные слова, «обнаженная», или «нагая». Слово «голая» плохо ложится к нашей гостье.

Номер один говорил на английском. Его «posh English» выдавал в нем жителя Кенсингтона, Мерилебона или Белгравии. Номер два использовал русский. Но по его акценту сразу становилось понятно, что язык Пушкина для него не родной.

— У вас, у русских, даже для «голая» есть синонимы? Зачем вам столько слов?

— Есть прагматичные нации, вот как вы, англосаксы. Вы живете в рамках «права». Вам нужно четко иметь определение каждого предмета, характеристики, инструкции применения с прописанными запретами. Иначе вы друг друга засудите и напрочь перессоритесь. А есть мы, русские. Нами душа, сердце, эмоции правят. Мы живем в рамках «понятий». Мы на каждое слово столько его оттенков подберем, и не интонацией, как китайцы, а настоящих слов, со своими корнями, суффиксами и приставками. Потому что мы не прагматичная, мы чувственная нация. А еще, у нас никогда не было настоящей свободы слова. Русский человек говорит одно, а думает на самом деле другое. Слова у нас мало что значат, русского человека по поступкам судить нужно. Потому то у нас так много слов, чтобы иметь возможность смыслом играть.

— Ты словами о чувственности маскируешь ваше пренебрежение законами. Я же помню, ты еще студентом, никогда на светофоре не стоял, старался поскорее улицу перебежать. Это все твои чувства. А, там, где закон, там чувств быть не должно.

Номер два еще раз окинул оценивающим взглядом молодую исполнительницу, по-прежнему стоявшую на сцене в ожидании сигнала начать игру. Столкнувшись с ней взглядами, он подождал пару мгновений, которые потребовались музыканту на то, чтобы опустить взгляд. Разочарованно усмехнувшись, номер два потянулся к столику и взял тарелочку с пирожным. Бисквит из канадской муки тончайшего помола, взбитые сливки запредельной жирности из Австрии, много голубики из Архангельской области и земляники из Луисбурга. Сплошное удовольствие и вред для тела. Личный врач, диетолог и фитнес тренер номера два должны были бы встать в очередь, кому первому, очень вежливо, указать боссу на недопустимость совмещения алкоголя и тортов. Но, во-первых, они не знали об этой встрече, а во-вторых, даже знай они о сегодняшнем меню номера два, они вряд ли бы рискнули сделать ему даже намек на замечание. Ведь и докторов, и диетологов, и тем более, фитнес тренеров в Лондоне очень много, а номер два — один.

Они встречались не часто. Раз-два в год. И всякий раз «принимающая» сторона, тот, кто выбирал место встречи, организовывал какой-нибудь милый пустячок для развлечения. Все их встречи носили, как бы так сказать, аристократический, даже несколько чопорный характер. Эти два человека имели возможность попробовать в жизни любые, действительно любые развлечения. Их не ограничивали не только рамки бюджетов или законов, у них самих не было каких-либо внутренних запретов. Но их встречи всегда были наполнены исключительно высоким. Искусство, в любом его проявлении, от кулинарии до оперы, от стрит арта до классического балета, от скульптуры до показов будущих коллекций ведущих домов моды. Отличное образование и отсутствие необходимости заботы о чем бы то ни было мелком, бытовом, делает человека либо абсолютным ничтожеством, либо настоящим ценителем классического искусства. В случае с этой парой произошло именно второе.