Игра

– Же-Же?

Так его называли некоторые в селе, не понимавшие его имени, а от селян так его стали называть и другие его пациенты, в основном из свободных или патрульных.

Имя свое, такое нездешнее, он получил в хранилище, когда кто-то из старых учителей, глядя на русую лобастую головку очередного пацана, сказал:

– Ишь, какой головастый. Умный будет, видать. И русый… Был в древности такой Русый Жанжак – то-о-оже головастый…

Так и назвали.
Но это же не патруль? Те бы не успели так быстро на сполох. Им далеко, еще с час, ну, с полчаса если бегом.

– Же-Же? – настойчиво переспросил первый, а второй молча натянул тетиву лука. Наконечник стрелы блеснул в колеблющемся свете пожара. Из темноты к ним подбегали еще и еще.

– Кх-х-х-ха. Ну, я,– откашлявшись, прохрипел лекарь, прикидывая заранее, в какую сторону падать.– И что?

– Где староста?

У Жанжака как глаза открылись. Пятнистые бесформенные балахоны, украшенные ветками и пучками травы, луки, бесшумная походка… Вот это кто… Свободные пришли в село. С оружием, что невиданно. И – много свободных. Сразу столько он никогда и не видел.

– Очнись, лекарь! Мы пришли на зов! Мы слышим колокол! Ну? Где ста-рос-та? Ты оглох, что ли?

– Там,– облегченно выдохнул Жанжак, сползая по забору и усаживаясь прямо на сырую землю.

– Там,– повторил он, махнув рукой.– Налево за угол через площадь, и прямо по центральной улице на юг. Кричат где – там это, там его дом.

Раздались команды вполголоса. Разделившись на два отряда, свободные с двух сторон обежали его избушку, и вдруг молча ударили в спину нападавшим, сначала выпустив по стреле из лука.

Непрерывный звон колокола, упорное сопротивление дружинников, внезапный удар в спину неизвестного отряда – все это, видимо, смешало карты врага. Раздался пронзительный свист, шум боя как-то резко стал уходить, смещаться с площади на улицы, а потом раздался топот копыт, и неизвестные конники исчезли в ночной темноте.

И почти сразу прекратился звон колокола. Еще были слышны переклички дружинников, засевших в угловых дворах, еще ругались и кричали где-то возле постепенно затухавшего пожара, но бой уже закончился.

Кряхтя, поднялся у забора церкви лысый пожилой человек с добрым морщинистым лицом, постоял, ощущая необыкновенное облегчение от внезапно отошедшей смерти. Нагнулся со стоном, поднял воткнувшиеся в землю меч и нож, обтер их рукавом, и побрел медленно к своему дому, где уже потушили набежавшие со всех сторон женщины подожженное им крыльцо. В воздухе стоял запах гари и крови. Этот кисловато-соленый медный запах он бы не спутал ни с чем. Ветра не было, и он чувствовал запах собственного пота, затхлый запах от старой кожаной куртки, и этот запах крови, гари от пожарища, и радовался, что чувствует это, что опять повезло, что все еще жив.

– Лекаря, лекаря! Кто видел лекаря? – раздались крики с другого края площади. Жанжак очнулся, привычно, не глядя, сунул в ножны свой нож, приподнял левой рукой ножны меча и аккуратно вставил в них меч, так и не побывавший в схватке. Поправил на плече сумку и широким шагом пошел на крики, бросив на ходу тяжелую шапку через мерцающие угли на месте крыльца в темный дверной проем своего дома.

Хранилище

По коридору тяжело протопали сапоги караульного.

– Старый! Снаружи передают: в селе сполох! Враг в селе!

– Эх-х-х, кха-кха,– прокашлялся худой лысый старик, поднимаясь на жесткой лежанке. – Сполох, говоришь? В селе? Караул на месте?

– Все подняты, все на постах.

– Кхе-кхе, тьфу ты, зараза,– беззлобно и совсем по-стариковски бормотал Старый, сунув ноги в холодные, остывшие за ночь, подбитые снизу тяжелой резиновой подошвой валенки, и выползая, придерживаясь за стенку, в коридор. Прищурился там недовольно на свет фонаря, но ничего не сказал, потому что дело было срочное, и потому что фонари в карауле жечь разрешали в любое время.

– Эй,– повернул голову в сторону темного коридора.– Кто здесь?

– Серый,– откликнулся невидимый в темноте коридорный.

– Пройди тихо… Тихо, понял? Поднимай первый отряд. Только тихо… Но – быстро чтобы! Скажи, я у ворот их жду.

– Есть! – лихо откликнулся тот и загрохотал набойками по бетонному полу в темноту.

– Тьфу, – опять сплюнул Старый.– Ну, сказано же было ему: ти-хо… Всех, ведь, переколготит!

И уже обращаясь к ожидающему караульному:

– Ну, пошли. Алик, так?

– Алик,– улыбнулся довольно тот.– Сын…

– Петра сын, знаю,– недовольно оборвал Старый.– Свети мне,– и, шаркая ногами, пошел туда, откуда прибежал караульный.

Внутренний караул стоял у амбразур с заряженными арбалетами. У ворот снаружи стоял караульный внешнего поста, пересказывающий в левую амбразуру то, что передавали ему с вершины холма, в котором прятался вход в хранилище.

– Сначала тихо было,– повторял он свой рассказ Старому.– Потом вспыхнуло вдруг, а потом колокол сполох ударил.