— Зависит от ситуации. Тебе нравится Семпере или нет?
Облачко сомнения затуманило ее лицо.
— Не знаю. Во-первых, он староват для меня.
— Мы с ним почти ровесники, — возразил я. — Он старше меня максимум на один или два года. A может, три.
— Ну да, четыре или пять.
Я вздохнул.
— Он в самом расцвете сил. Мы, кажется, выяснили, что тебе нравятся мужчины постарше.
— Не издевайтесь.
— Исабелла, кто я такой, чтобы указывать тебе, что делать…
— Вот это мило.
— Позволь закончить. Я хочу сказать, это касается только Семпере-младшего и тебя. Если ты спрашиваешь совета, я порекомендовал бы дать ему шанс. Ничего больше. Если на днях он решится сделать первый шаг и пригласит тебя, допустим, пообедать, не отказывайся. Вы или разговоритесь, познакомитесь получше и в итоге подружитесь, или нет. Но мне кажется, что Семпере хороший человек, и его интерес к тебе искренний. И осмелюсь предположить, если ты немного подумаешь, то поймешь, что в глубине души тоже испытываешь что-то к нему.
— У вас навязчивые идеи.
— Но у Семпере их нет. И, на мой взгляд, не отнестись хотя бы с уважением к нежному чувству и восхищению, которые он питает к тебе, было бы низко. А ты не такая.
— Это эмоциональный шантаж.
— Нет, это жизнь.
Исабелла испепелила меня взглядом. Я улыбнулся в ответ.
— По крайней мере сделайте милость, доешьте ужин.
Я опустошил тарелку, подобрал остатки кусочком хлеба и удовлетворенно перевел дух.
— Что у нас на десерт?
После ужина я оставил впавшую в задумчивость Исабеллу дозревать с ее сомнениями и тревогами и поднялся в кабинет в башне. Я вынул фотографию Диего Марласки, которую мне одолжил Сальвадор, и поставил ее, прислонив к настольной лампе. В следующий момент я обвел взором небольшую цитадель из блокнотов, заметок и разрозненных листков бумаги, накопившихся за период работы для патрона. Я все еще ощущал на ладонях холод столовых приборов Диего Марласки, и потому мне было нетрудно представить, как он сидит тут, созерцая ту же панораму крыш квартала Рибера. Я вытащил наугад одну страницу написанного мною текста и начал читать. Я узнавал слова и предложения, поскольку их сочинил я, но мятежный дух, питавший и наполнявший их, казался как никогда далеким. Я бросил листок на пол и, подняв голову, увидел свое отражение на оконном стекле — чужое лицо на фоне сизых сумерек, окутавших город. Мне стало ясно, что я не смогу работать сегодня ночью, ибо был не в состоянии нацарапать ни единого абзаца для патрона. Я погасил свет на письменном столе и сидел в темноте, слушая, как ветер шуршит у окна, и рисуя в воображении картину: Диего Марласка, охваченный пламенем, падает в водоем, последние пузырьки воздуха вырываются изо рта, а ледяная жидкость просачивается в легкие.
Я проснулся на рассвете. Тело затекло в кресле и теперь ломило. Я встал, прислушиваясь к скрипу суставов в собственном теле. Проковыляв к окну, я открыл его настежь. Крыши старого города сверкали изморозью, и пурпурное небо клубилось над Барселоной. Грянули колокола церкви Санта-Мария-дель-Мар, и с голубятни сорвалась и взмыла ввысь туча трепещущих темных крыльев. Холодный резкий ветер доносил запах пристани и дыма жженого угля, курившегося над каминными трубами квартала.
Я спустился на жилой этаж и отправился на кухню варить кофе. Заглянув в продуктовый шкаф, я замер. С тех пор как в доме поселилась Исабелла, моя кладовая напоминала магазин «Килес» на Рамбла-де-Каталуниа. Среди рядов экзотических яств, которые поступали в бакалею отца Исабеллы из-за границы, я обнаружил жестяную коробку английских галет с шоколадной глазурью и решил их попробовать. Всего через полчаса, после массированного выброса кофеина и сахара в кровь, заработал мозг, и меня осенила гениальная мысль начать день, усложнив свою жизнь еще больше, если такое возможно. Я решил, как только откроются торговые заведения, нанести визит в лавку магических и фальшивых артефактов на улице Принцессы.
— Что вы тут делаете в такую рань?
Голос моей совести, Исабелла, смотрела на меня с порога.
— Ем галеты.
Исабелла уселась за стол и налила себе чашку кофе. Выглядела она так, словно ночью не сомкнула глаз.
— Отец говорит, что это любимое печенье королевы-матери.
— Поэтому она так хорошо сохранилась.
Исабелла взяла галету и надкусила ее с отсутствующим видом.
— Размышляешь, что тебе делать? С Семпере, я имею в виду…
Исабелла смерила меня ядовитым взглядом.
— А вы что собираетесь сделать сегодня? Ничего хорошего, конечно.
— Кое-какие дела.
— Ах вот как.
— Как так? «О как!» — современное словечко?
Исабелла поставила чашку на стол и повернулась ко мне лицом, решительно настроенная выяснять отношения.
— Почему вы вообще ничего никогда не рассказываете о своих делах с этим типом, патроном?
— Среди прочего — ради твоего блага.
— Для моего блага! Конечно. А я не догадалась. И, кстати, забыла сказать, что вчера сюда заглядывал ваш приятель, инспектор.
— Грандес? Он приходил один?
— Нет. В компании двух громил, здоровых, как шкафы, и с бульдожьими физиономиями.
Желудок у меня сжался в комок, когда я представил Маркоса и Кастело у дверей своего дома.