У ворот (если обычный проём шириной с дверь можно назвать воротами), окружённых частоколом из выкорчеванных в округе деревьев, как обычно, сидел на своём грубо сколоченном стуле дед Василий: пожухлый, кривой, как старая коряга, старичок, с такой длинной белой бородой, что кастинг на «Старика Хоттабыча» прошёл бы без проблем. В своих тонких, как стебельки, руках, он держал винтовку, в сравнение с ним казавшуюся просто громадной. В отличие от моего автомата она была заряжена обычными пулями, но этого негласному стражу базы вполне хватало: отпугнуть бродящих в округе лисиц, или волков, которых проклятущий Код оттеснял из самых дремучих мест России. А порой и зайца какого-нибудь подстрелить: можно было только удивляться, откуда в этих хлипких конечностях берётся столько силы, чтобы держать тяжеловесную винтовку, и при этом стрелять без промаха.
Я не удержался и хмыкнул, встав напротив клюющего носом «Хоттабыча», как про себя я называл Василия. Дед спал: проходи – не хочу. Хоттабыч был тем самым стариком, которому в детстве я, не удержавшись, врезал по морде из-за его слов о Боге. Помню, позже я каялся и слёзно просил у него прощения, на что усмехнувшийся тогда старичок обнял меня и нежно произнёс:
«Эх, Сашка, да какой там «прости». Думаешь, не понимаю? Сам бы, имей я сил, отметелил тут всех, до единого. Страшно ведь. Эмоции так и хлещут. Я, вон, не знаю ни что с моим сыном, ни с женой его, ни с внучками… Ты только, дружок, плохо бил. Вон, становись-ка, покажу, как надо.».
Ухмылка сама собой налезла мне на лицо. Василий и одиннадцать лет назад был окаменелой древностью, а уж теперь… Но старик всё равно держал марку, не желая признавать ни разваливающегося тела, ни подводящего зрения – очки, вон, держатся кое-как на скотче, но скоро совсем на кусочки развалятся.
– Хоттабыч! – наклонился я к Василию, щёлкнув перед его носом пальцами. – Проснись и пой!
– А!!! – дёрнулся дед, ткнув в меня дулом винтовки.
Я волей-неволей отпрянул назад, а Хоттабыч, смерив меня сонным, но жёстким взглядом, медленно опустил оружие, навалившись спиной на спинку стула. Голос его, хриплый и тихий, был похож на скрип двери, а через слово старик задерживался, чтобы глубоко вдохнуть:
– Саша, гад ты зубоскальный… Здорово, Лёшка! – махнул он рукой высунувшемуся из-за моего плеча мальчугану. И вновь перевёл на меня хмурый взгляд. – Сколько раз просил меня так не называть, ан нет, всё глумишься…
– А ты бороду сбрей сначала, тогда и Хоттабычем звать перестану. Будешь просто «Хот»! – хихикнул я, спиной ощущая негодование Лёшки.
Молчи, мелкий, ничего ты не понимаешь. Это ж традиция! Пройти и парой острых словечек с Василием не перекинуться – дурной знак!
Старик отмахнулся от меня, простонав:
– Ещё и спать мешаешь, засранец.
– Ну! А кто тебе снился? Варвара наша? Повариха? Тогда понимаю… – протянул я, хохоча и наслаждаясь тем, как сморщился, стараясь сдержать улыбку, Хоттабыч. – И вообще, что на посту дрыхнешь?
Наконец, Василий заулыбался.
– А чего тут? – развёл он в стороны руки, сжав винтовку коленями. – Вон, за весь день даже белка не пробежала. Тихо…
– М-да? – не удержался и причмокнул я, засовывая руку в карман. – А это видал?
Я протянул Хоттабычу камень-тотем и вложил его в трясущиеся руки. Тут же было наползшая на лицо старика улыбка исчезла, будто её и не бывало, а глаза сощурились, близоруко разглядывая вещицу.
Наконец, вдоволь налюбовавшись ею, Василий вернул мне камень обратно и проговорил пугающе стальным голосом:
– Откуда взял?
– Код, – буркнул я, кивая себе за спину – на тропку, по которой пришёл. – Единорог уродский. Из него лут и «выпал».
– Как далеко?
Я закатил глаза, прикидывая.
– Километров десять на Восток. – неуверенно пробурчал. – Может, чуть больше.
Взгляд Хоттабыча стал совсем цепким и холодным.
– Стёпе говорил?
– К нему и иду.
– Тогда чего ты тут на меня, старого, время тратишь?! – взбеленился дед, шлёпнув себя ладонями по коленям. – Код появляется в каких-то десяти километрах от базы! Пулей дуй, дубина!
– Хоттабыч…
– Я тебе дам! Ну! – наставил он меня винтовку, скорчив грозную мину.
Я моментально шмыгнул через ворота, но на самом проёме застыл и повернулся к Хоттабычу. Тот, поостыв и поставив оружие дулом вверх, глядел на меня. По телу пробежались мурашки. Эффект, произведённый на меня манипуляциями Лёшки, начинал ослабевать – возвращалось прежнее душное волнение.
Сам того не желая, я выдавил из себя слова, запинаясь:
– А что, Вась, – кажется, впервые за последние годы я назвал старика по имени. – Думаешь, плохо всё совсем, а?
Тот ответил почти сразу, не задумываясь:
– Помнишь, ты тогда ещё сопляком был, на прошлом нашем месте. Тогда Стёпа на охоту ушёл, а вернувшись, сказал, что километрах в пятнадцати от нас увидел дупло с феями? Обычный низкоуровневый Код, помнишь?
Я, вспоминая события давно минувших дней, осторожно кивнул, ощущая, как Лёшка «принял стойку», впившись мне в плечи пальцами и впитывая в себя каждое слово.