Игра без правил

Комбат сохранял спокойствие, несмотря на острое желание сломать что-нибудь своему темпераментному соседу, возможно даже шею. Он терпеть не мог крикунов и скандалистов. Они не признавали ни логики, ни доводов разума, ни обыкновенной порядочности и справедливости. Они не признавали ничего, кроме звуков собственного оглушительного голоса и собственного тупого, наглого хамства. Комбат старался избегать конфликтов с этими людьми, потому что при первом же визгливом вопле в нем просыпался тигрлюдоед, которого порой бывало очень трудно снова уложить спать: он хотел убивать, просто для того, чтобы этот ор наконец прекратился.

Крики в зале слились в один восторженный рев, когда Зверь, умневший прямо на глазах, нанес Французову точный удар в голень чуть пониже колена. Нога капитана подломилась, и он упал на одно колено.

Под торжествующий рев амфитеатра Зверь нанес убийственный прямой в голову, но согнутые в локтях руки Французова стремительно мелькнули перед лицом, скрещиваясь в элементарные, простые и чрезвычайно эффективные при умелом применении "ножницы". Комбату показалось, что даже сквозь свист и гвалт он различил негромкий, но отчетливый хруст сломавшейся, как сухой стебель репейника, кости, а потом Зверь начал кричать от боли и ярости – страшно, без слов, перекрывая все звуки. Рука его неестественно и жутко выгнулась в суставе в обратную сторону. Зал вздохнул и растерянно замолчал. Финальный поединок кончился.

– Хороший был удар, – сочувственно сказал Комбат своему соседу, который медленно, словно не веря своим глазам, опускался в кресло, из которого вскочил в самом начале стремительной атаки Зверя. – И рука была хорошая, вот только кто-то ее по ошибке дураку пришил, а он взял и не уберег. А вы что же, на него деньги поставили?

Сосед не успел ответить, потому что откуда-то сверху и, как показалось Борису Ивановичу, спереди раздался властный голос:

– Дайте свет на зрителей!

Амфитеатр залило светом. Люди начали растерянно подниматься с мест, оглядываясь и переговариваясь, привычный порядок вещей явно был нарушен на самом интересном месте. В связи с этим почти никто не обратил внимания на то, как с ринга унесли продолжающего издавать хриплые вопли Зверя. Французов тоже стоял столбом посреди ринга, озираясь по сторонам и явно не понимая, что произошло.

– Прошу всех оставаться на своих местах и сохранять спокойствие, – снова раздался тот же голос. Он был таким уверенным и властным, что у Комбата мелькнула дикая мысль: уж не милицейский ли это рейд?

Впрочем, голос немедленно опроверг это лишенное оснований предположение:

– Показательная схватка состоится после того, как из зала будет удален человек, не имеющий права здесь находиться.

Теперь Борис Иванович разглядел, откуда доносился голос: на противоположной стороне амфитеатра примерно в метре над головами сидевших в последнем ряду зрителей располагался неприметный балкончик, на котором стояли двое. Говоривший, как понял Комбат, был, вероятнее всего, тем самым Гороховым, а второй был определенно знаком Борису Ивановичу.

– Ах ты, сучонок, – негромко сказал он, адресуясь к Рябому. – Все-таки надо было тебя замочить.

– Прошу всех сесть, – сказал Стручок, сверля Комбата недобрым взглядом. – Охрана, в зал. Сторона "Б", второй ряд, высокий мужчина с усами.

Теперь все, кроме Рублева, сели. Комбат стал поспешно пробираться к проходу, немилосердно оттаптывая ноги и отбивая пытавшиеся вцепиться в него – впрочем, без особого энтузиазма – руки. Толпа с интересом наблюдала за новым щекочущим нервы представлением. С разных концов зала навстречу Рублеву спешило человек десять охранников. Распахнувшаяся дверь выплюнула еще несколько человек в одинаковых пиджаках, потом еще. В тишине отчетливо лязгнул автоматный затвор.

– Не стрелять, кретины! – надсаживаясь, прокричал Стручок.

Публика испуганно ахнула, истошно завизжала какая-то женщина. Комбат уже стоял в проходе и неторопливо расстегивал пиджак одной рукой, другой заталкивая в карман дурацкий галстук-бабочку. Галстук все время скользил мимо кармана, и Рублев в конце концов просто бросил его на пол.

– Комбат! – закричал Французов, разглядевший наконец своего командира сквозь слепящий свет направленных на ринг прожекторов.

Рублев помахал ему рукой, словно они случайно встретились на улице, и сложил большой и указательный пальцы правой руки в кольцо – о'кей, дружище. Юрий сразу понял, почему его сегодня не смогли связать по телефону с Ириной, но это надо было проверить.

– Ирина? – крикнул он.

– В порядке! – ответил Комбат, и тут до него добежал первый охранник.

Борис Иванович, не мудрствуя лукаво, сшиб его со ступенек ударом ноги, и он боком, наискосок рухнул прямо на головы сидевших во втором ряду зрителей.

– Идите сюда, инвалиды, я покажу вам гладиаторские бои! – прорычал Комбат, чувствуя, как им начинает овладевать знакомое боевое безумие, и с радостью отдаваясь его власти.