Игра без правил

Остальные инвалиды одобрительно зашумели в том смысле, что да, не мешало бы поторопиться. Лысый, которому мешал гипсовый воротник, сильно отклонился назад всем корпусом и сделал прямо из горлышка несколько крупных глотков. Плешь его моментально покрылась крупной испариной, он по-молодецки крякнул, закусил рукавом застиранной пижамы и передал бутылку Лехе. Бутылка опустела очень быстро, пройдя по кругу и вернувшись к Рублеву с последним глотком на дне, правда, довольно большим. Не сводя с плешивого знатока больничных порядков внимательных глаз, Комбат выплеснул водку в рот и потребовал:

– Излагай.

– Дело простое, – сказал тот, с легкой печалью глядя на бутылку. – Ты этого своего Французова хорошо знаешь? Я в том смысле, чтобы тебе не в обиду было.

– Не в обиду, – успокоил его Рублев – Это же как два пальца обмочить, – продолжал плешивый. – Приходишь к главному, суешь ему на лапу, и всем хорошо: тебе больничный, а этому козлу лекарства халявные, жратва, опять же… Может, он этому твоему Французову морфий выписывает килограммами – для облегчения невыносимых болей. Опасно, конечно, но кто не рискует, тот не пьет шампанского.

При слове "шампанское" взоры присутствующих вновь с тоской обратились к опустевшей бутылке. Они выглядели как пациенты забытого посреди пустыни полевого госпиталя, мечтающие о глотке воды. Борис Рублев вынул из заднего кармана джинсов бумажник и протянул плешивому несколько купюр.

– Обижаешь, – сказал тот. – Что я, политическая проститутка? Я за правду, понял?

– Не обижаю, а угощаю, – поправил его Рублев, легко поднимаясь с корточек. – Вмажьте за меня и за моего приятеля.

– Даже не сомневайся, – заверил его плешивый, принимая деньги. – Счастливо тебе, мужик.

– И вам счастливо.

Рублев повернулся спиной к инвалидам, немедленно принявшимся выяснять, чья очередь бежать в магазин, и неторопливо шагнул навстречу поспешно приближавшемуся к нему со стороны главного корпуса мужчине лет пятидесяти. Незастегнутый белый халат развевался у него за спиной, а на носу гневно поблескивали очки в желтой металлической оправе. За ним, пыхтя, отдуваясь и тяжело переваливаясь с боку на бок, с трудом поспевала давешняя гром-баба.

– Атас, мужики, – негромко сказал кто-то позади Рублева, – Клизма главного ведет.

Комбат, нагнувшись, сорвал какую-то травинку и принялся жевать ее, с интересом наблюдая за приближением главврача и солидной дамы, которую непочтительные инвалиды с пьяных глаз именовали Клизмой. Боковым зрением он заметил, как плешивый Цицерон, по-прежнему крепко зажимая в кулаке деньги, тихо нырнул в сирень и подался куда-то от греха подальше – скорее всего в магазин.

Глава 14

– Вот, Савелий Степанович, – задыхаясь от быстрой ходьбы, с трудом проговорила Клизма, обвиняюще вытянув в сторону Бориса Рублева похожий на сардельку указательный палец, – полюбуйтесь. Это он.

Лезет в отделение, когда приема посетителей нет, документы не показывает, спаивает больных…

– Вижу, лезет на забор диверсант, бандит и вор, – пропел позади Леха, которого, похоже, наконец-то разобрало выпитое спиртное. – Я возьму мою гранату и убью его в упор.

– А ты молчи, пьяница однорукая, – напустилась на него Клизма. – Вот сообщат тебе на работу, что ты тут вытворяешь…

Савелий Степанович остановил ее коротким движением руки, и она заткнулась так быстро, словно главврач просто выключил звук в телевизоре.

– Что здесь происходит? – металлическим голосом спросил он, обращаясь к Рублеву.

Тот пожал плечами с самым невинным видом.

– Так я же и пытаюсь понять, что, к черту, здесь происходит, – доверительно объяснил он. – Чепуха какая-то. Друг у меня потерялся, понимаете, доктор.

Вот хоть у нее спросите, – указал он на Клизму. – То она говорит, что он в четвертой палате, то, наоборот, что его там нету… А вот народ считает, что вы под это дело просто медикаменты воруете и сбываете через сеть коммерческих аптек.

Доктор коротко содрогнулся весь целиком, от макушки своей накрахмаленной шапочки до подметок светлых скороходовских туфель. Не говоря ни слова, он ухватил Рублева за рукав и потащил его в сторону с упорством муравья, волокущего домой дохлую гусеницу. Клизма сунулась было следом, но доктор одним коротким яростным взглядом пришпилил ее к месту.

– Тише, тише, – зашипел он, оттащив Бориса Ивановича подальше от посторонних ушей. – Что вы несете, какие медикаменты? Где вы видели в нашей больнице медикаменты, которые стоило бы красть? Что вам надо? Как фамилия вашего друга?

– Французов, – коротко сказал Комбат. – Юрий Французов.

– Я так и знал, что эта история выйдет мне боком, – обреченно вздохнул Савелий Степанович. – Сбежал ваш Французов.

– Доктор, – проникновенно сказал Рублев, – не годится. В понедельник он позвонил на работу и сказал, что лежит в вашей больнице с двойным закрытым переломом голени, а в субботу вы мне заявляете, что он сбежал. Я был у него дома сегодня утром, и его там нет.

Он что, до сих пор прыгает отсюда в Питер на одной ножке? Не годится, Савелий Степанович.