— Так, значит? — Настроение у Котенева резко испортилось: сидит за проволокой щенок и лает на луну, брешет там кому ни попадя о делах родни да еще требует помощи, угрожает? Соображал бы, подлец, что язык головы лишить может. — Спасибо за сообщение. — Михаил Павлович застегнул пиджак, собираясь уйти. — За все уплачено, доедайте и допивайте, а мне пора.
— Это как? — удивился Григорий. — Погоди, еще не все.
— Что еще?
— У меня тоже просьба есть. Приткнуться мене надо на приличное место, чтобы с деньгой и не горбатиться лишнего. Но с моей биографией не очень-то жалуют в отделах кадров. Надо помочь.
— К сожалению, я не располагаю такими возможностями, — встал Котенев. — Всего доброго.
— Постой, — поднялся Григорий. — Тогда ссуди деньжат, если не желаешь помочь.
— Сколько?
— Семь тысчонок дашь, и разбежимся, — нагло улыбнулся посланец.
— Обкакаешься от жадности, — почти ласково сказал ему Котенев. — Держи еще за хлопоты и гуляй!
Он сунул в нагрудный карман рубашки Григория купюру, но тот ловко прихватил его руку:
— Дешевку нашел?
— Послушайте, милейший, — вырвал свою руку Михаил Павлович. — Здесь не место и не время. Люди оглядываются. Пошли на улицу, там поговорим.
Григорий с сомнением поглядел на Котенева — чего это вдруг тому приспичило разговоры заводить на улице, уходя от стола с недопитым вином? Или это для него так, мелкие брызги? Привыкли шиковать тут, но сейчас не на такого нарвался! Анашкин своего шанса не упустит — жирный карась бьется на крючке, и не наколоть такого фраера, еще не нюхавшего, почем фунт лиха, все равно что себя не любить.
— Зачем на улице? — набычился Ворона.
— Я же сказал, люди на нас оглядываются, — понизив голос, миролюбиво ответил Михаил Павлович. — Излишнее внимание ни к чему. Пошли, пошли. — И он потянул Григория за собой к выходу.
На крыльце шашлычной Котенев огляделся и, быстро сориентировавшись, завел Ворону за здание харчевни. Там, на задах, было тихо и безлюдно, стояли вонючие мусорные баки и тянуло сизым шашлычным дымком.
— Так, за что я должен платить? — брезгливо отшвырнув носком туфли смятую грязную бумажку, спросил Михаил Павлович.
— Родня твоя за валютку сел? — Анашкин облизнул языком пересохшие губы: жалко оставленной на столе недопитой бутылки портвейна, но выигрыш от разговора мог стать неизмеримо больше и обеспечить безбедное существование на некоторое время. — А за такие дела просто не садятся, согласен?
— Короче, ближе к делу.
— Ты тоже человек, как я вижу, не бедненький? Не боишься, что Виталик разматываться начнет? Помоги ему и помоги мне, чтобы и я язык за зубами держал крепко…
Договорить он не успел — Котенев резко двинул его в солнечное сплетение, а когда согнутый его ударом Ворона сломался пополам, добавил сверху по почкам.
Анашкин рухнул ему под ноги, захлебываясь слюной и блевотиной, корчась от жуткой боли и кривя рот в беззвучном крике, пытаясь протолкнуть в себя хоть немного воздуха, впитавшего гнилые запахи помойки.
— Забудь навечно мой телефон, — наклонившись к его лицу, прошипел Михаил Павлович. — Еще раз объявишься, прибью!
Выпрямившись, он с размаху пнул ногой Григория и не оглядываясь пошел прочь…
На остановках автобусов все так же толпился народ, взблескивали стеклами двери магазина «Зенит», впуская и выпуская покупателей, бойко торговала мороженщица в обшарпанном киоске, со всех сторон облепленном страждущими, клонилось к закату усталое солнце, утомленно взиравшее на извечную суету огромного, загазованного, грязного и перенаселенного города, казалось целиком состоящего только из камня и толпы людей, среди которых терялись хилые островки чахлой зелени.
Котенев слегка подрагивавшей рукой отпер дверь машины и тяжело плюхнулся на сиденье — экое несуразное получилось свиданьице. Угрожает еще, вымогатель, шантажист несчастный! И Виталий хорош, нашел кому доверить передать приветик из своего далека, отыскал гнусную блатную рожу, дал телефон, совершенно не подумав, кому и
Михаил Павлович плавно тронул с места, вырулив на оживленное шоссе — сейчас останутся позади старое здание станции метро и темно-красная пожарная часть с каланчой, а вместе с ними и, наверное, уже пришедший в себя посланец из зоны, валяющийся около мусорных баков на задворках шашлычной. Забыть о нем, наплевать и забыть, больше не сунется!
Настроение было поганым, и всякое желание хоть чем-то помочь бедному Виталику Манакову абсолютно пропало…
Глава 5
Вопреки надеждам и ожиданиям Манакова, Ворона позвонил Михаилу Павловичу далеко не сразу по возвращении в Москву. До их встречи в Сокольниках произошло еще множество совершенно различных событий.
В столице из родни у него осталась только тетка — немолодая, прижимистая и пьющая. Помня об этом, Ворона прямо с вокзала отправился на поиски спиртного и только потом заявился к ней.