Игра чувств

— Вот этот мужчина неприятной наружности был первым бароном, — сказал он, поднося лампу поближе. — Он слыл закадычным другом Ричарда III, и в легенде говорится, что он причастен к убийству маленьких принцев в лондонском Тауэре.

— Я в это не верю, — тут же возразила Клиона. — Одному из моих предков тоже приписывали это преступление, и мне известно по меньшей мере еще о двух таких «злодеях». Если верить этим историям, в ту ночь собралось столько негодяев, что они наступали друг другу на пятки.

Чарльз рассмеялся.

— Я часто думал о том же. Посмотрим, чем еще я смогу вас удивить. Вот вторая герцогиня, которая была фрейлиной королевы Елизаветы. Говорят также, что она была отравительницей. Потеряла нескольких мужей при подозрительных обстоятельствах.

Клиона пошла впереди графа.

— Кто эти милые мальчики? — спросила она, останавливаясь перед одним из портретов.

— Мой отец и его брат, — ответил Чарльз, поравнявшись с гостьей. — Они были близнецами.

— А это? — спросила она, вновь уходя вперед.

— Один из них — я, второй — мой кузен Джон. Мы оба похожи на отцов, а потому и между собой.

— Да, на миг мне показалось, что они тоже близнецы. Но теперь, подойдя ближе, я вижу различия. Вы близки?

— Были, — не сразу ответил Чарльз. — В детстве мы были как братья, всегда попадали в переделки и выгораживали друг друга. — Граф улыбнулся воспоминаниям о тех днях. — Один из нас делал черное дело, а второй стоял на страже.

— Какое черное дело?

Чарльз усмехнулся.

— Любое черное дело, которое некому было сделать. Нам было все равно. Если взрослые расстраивались, это было весело. В школе нас пытались разделить, полагая, будто порознь мы не так опасны. Не срабатывало. Нас все равно тянуло друг к другу.

Улыбка Чарльза поблекла, когда воспоминания набрали силу.

— Он был моим лучшим другом. Я рассказывал ему то, чего не доверял никому другому. И он тоже со мной делился. Я думал, что знаю все его мысли.

Наступило долгое молчание, а потом Клиона сочувственно спросила:

— Но это оказалось не так?

— Да, — тихо сказал Чарльз. — Не так.

— Что произошло?

Было бы так просто рассказать ей все о Джоне, но Чарльз, к своему удивлению, обнаружил, что не может этого сделать. Разговор о детстве как будто на мгновение вернул прежнего Джона, веселого, остроумного сорванца, которого юный Чарльз обожал.

На миг он забыл о недавней стычке и подумал просто о человеке, с которым когда-то был близок, как ни с кем на свете. Отблеск того золотого времени осветил в его душе воспоминания о прежнем кузене, и Чарльз почувствовал, что не может говорить дурно о Джоне даже с ней. Это было бы своего рода предательством.

Заметив, что Клиона с любопытством смотрит на него, граф поспешил сказать:

— Ничего особенного не произошло. Мы выросли, и наши дороги разошлись.

— Но вы ведь можете оставаться друзьями!

— Наши жизни разошлись. Он живет в Лондоне. Бесполезно цепляться за прошлое.

— О да, я согласна, — сказала Клиона, быстро проникаясь сочувствием. — Будь прошлое радостным или печальным, расставание с ним зачастую одинаково болезненно.

Девушка говорила с необычной интонацией, как будто ее слова несли особый смысл, очень личный, и граф внимательно посмотрел на нее.

— Вы так молоды, — мягко сказал он. — Ваша жизнь наверняка не смогла еще вместить слишком много ни первого, ни второго.

— Счастье может разрушиться в одно мгновение, — ответила Клиона.

— Вы правы, — угрюмо сказал граф. — А создавать его приходится долго.

— Не всегда. Это может случиться мгновенно, что я и почувствовала возле вашей реки. Всего секунду назад я казалась себе неудовлетворенной и неустроенной. Но потом увидела эту бегущую воду, сияющую на солнце, и мне показалось, будто она говорит со мной, будто предлагает мне свой дар. Это был миг такого счастья!

— Я очень рад, — нежно сказал Чарльз.

Беседуя, они подошли к двери и покинули галерею. Граф отвел гостью вниз, воспользовавшись черной, а не главной лестницей, по которой они спускались к ужину.

У подножия последнего пролета они остановились, прислушиваясь к музыке, которая все еще доносилась по узкому коридору из музыкальной комнаты.

— Нужно возвращаться к остальным, — сказал Чарльз.

— Да, пожалуй, нужно.

— Но позвольте сначала показать вам сад, — предложил граф, беря Клиону за руку и ведя в противоположном направлении.

Снаружи было темно. Цветы отливали серебром, деревья будто скрывали какие-то тайны.

— Как чудесно все выглядит в лунном свете, — сказала Клиона. — Иногда мне хочется, чтобы всегда светила только луна, мягкая и загадочная.

— Но опасная, — быстро добавил Чарльз. — Лунный свет может столь многое прятать. Не лучше ли видеть правду при свете солнца?

— Но увидите ли вы ее? — спросила она. — Я думаю, что уверенность, будто мы лучше видим, когда яркий свет заливает предметы, может оказаться иллюзорной. — И вновь она говорила, как будто думала о чем-то личном. Повинуясь внезапному порыву. Чарльз спросил:

— Почему вы чувствовали себя неудовлетворенной и неустроенной в тот день у реки?

— Ах, — пожала она плечами, — все и ничего. Многие решили бы, что я самая счастливая девушка на свете.