Игра души

Я была в шоке. Слова Боба повергли меня в оцепенение. Он был руководителем отдела расследований «Пресс», сколько я себя помнила. Более того, еще до моего прихода в 1998-м он уже занимал эту должность. Его непринужденный стиль управления без железной иерархии помог мне почувствовать себя частью команды с самого первого дня. И это в какой-то мере позволило мне действовать самостоятельно и расти. Команда всегда выбирала две или три центральных темы для работы, и эти расследования могли длиться месяцами. Помимо этого, каждый параллельно выбирал себе еще одну тему, которую вел независимо от остальных. Благодаря этой свободе я и взялась за дело Киры. Я с отчаянием смотрела на то, как все рушилось на моих глазах, оставляя за собой лишь останки того времени, по которому теперь тосковала как никогда. Если исчезнет газета, испарится моя последняя надежда вернуть то, что заставляло меня чувствовать себя живой.

– Это… Случай, над которым я хотела работать.

– Что за случай?

– Джина Пебблз.

Боб на несколько секунд задумался и серьезным тоном спросил:

– Еще одна девочка? Мирен…

– Это не просто еще одна девочка. Она исчезла в 2002 году. Вышла из школы, а потом ее рюкзак нашли в парке в двух километрах от дома. Больше о ней никто никогда не слышал.

– И что в ней особенного? Почему она, а не… Эллисон Эрнандес, например?

– Эллисон Эрнандес?

– Вчера тело Эллисон Эрнандес, девочки-мексиканки пятнадцати лет, было найдено в Рокавей, в одном из строений Форта Тилден, заброшенного военного комплекса.

– История Джины…

– Тело Эллисон нашли распятым на кресте, – перебил меня Боб. – Она пропала на прошлой неделе. В «Происшествиях» работают над этим. Мы опубликовали небольшую новость в Интернете, и завтра она выйдет на бумаге, когда у нас появится новая информация. Что-то краткое. Не хочу посвящать этому много места. Все внимание сейчас обращено на Сирию, которая с каждый днем полыхает все ярче. Держать там корреспондентов обходится нам слишком дорого, чтобы отвлекаться на посторонние сюжеты. Ситуация складывается напряженная, и мы должны направить туда все силы. Даже если все местные СМИ опубликуют новость об Эллисон, это останется погребенным под валом новостей с Востока. Мирен, я лишь хочу сказать, что этот мир – та еще помойка. Несчастья происходят каждую минуту, и нам приходится выбирать, на чем сосредоточить внимание. Мне очень жаль, но я не могу предложить тебе твою бывшую должность, тем более для такого материала. Мне приходится очень тщательно выбирать темы и публиковать их тогда, когда они могут добиться максимального охвата.

– Твою мать… – выдохнула я.

Пятнадцатилетняя девочка распята на кресте. Целый мир катится в тартарары, пока мы наблюдаем за ним по телевизору и любуемся его крахом, будто это театральное представление.

– Я жду подходящего момента, чтобы пролить на историю Эллисон больше света. Что-то более изящное, чем… Чем то, что у нас есть сейчас. Если нам удастся раздобыть какие-нибудь детали от полицейских, которые сообщают нам об этих преступлениях, из этого может выйти хорошая статья.

Я не выдержала.

– Боб, вчера вечером кто-то оставил мне это. – Я положила на его стол полароидный снимок.

– Что это? – спросил он.

Молодой редактор, которого я раньше не видела, постучал в дверь, и Боб жестом прогнал его.

– Это Джина Пебблз, в салоне фургона и с кляпом во рту. Фото старое; кажется, его сделали, когда она пропала; возможно, оно что-то значит. На волне ажиотажа вокруг книги о Кире… Сумасшедший, который это сделал, похоже, решил испытать меня и проверить, способна ли я найти ее. Что-то говорит мне, что я должна попробовать.

Несколько секунд Боб неотрывно смотрел на фотографию.

– Ты показывала этот снимок полиции?

Я покачала головой. Я знала, что ему это не понравится, и добавила:

– Еще нет. Я покажу, как только сделаю копию. Я знаю агента Миллера, из отдела розыска пропавших без вести. Я хочу отдать ему. Он наверняка знает это дело.

– Агент Миллер?

– Он вел дело Киры. Уже несколько лет мы… дружим.

Установилась долгая тишина. Я знала, что это значит. Боб начинал сдаваться.

– Это хороший материал, Мирен. Не буду отрицать. Но я не могу взять тебя на работу. У нас нет денег. К тому же очень вероятно, что это дело зайдет в тупик. Прошло… восемь, нет, девять лет. Слишком много. Ты и сама прекрасно понимаешь. Я не могу предложить тебе место.

– Мне не нужны деньги. Я просто хочу вернуться. Это… мой дом.

– Я не могу допустить, чтобы лучшая журналистка страны работала бесплатно. Нет. Пусть нам не удастся остановить отток читателей и мы обречены, но я отказываюсь принимать участие в этом бесстыдстве. Если страна молча смотрит на то, как умирает свободная пресса, пусть будет готова попрощаться с демократией.

Отчасти он был прав, хотя мне казалось, что страна не смотрит на то, как мы умираем, а скорее подает нам тревожный сигнал о том зле, что мы творим.