Игра двенадцати зверей

Грустно вздохнув, я отстегнул карабин страховки, и потянулся к ближайшему выступу арматуры, схватившись за который рассчитывал потом спрыгнуть на перекрытие этажа. Люльку потом можно попробовать подтянуть канатом, медленно стравливая несущий трос. Без электричества это было совсем не просто – но люфта тормозного устройства должно было хватить для этой операции. Арматура оказалась слишком далеко, не дотянуться. Надо прыгать.

В момент прыжка мощнейший порыв ветра ударил мне в лицо. Совсем рядом прошипела молния. В глазах потемнело. Руки схватили пустоту. В первую секунду страха не было, я еще не осознал, что происходит. Но приятное ощущение невесомости все длилось, в животе что-то щекотало, ветер свистел в ушах. И я понял, что мне конец. Сжался внутренне. Почему-то мне казалось, что там, внизу, будет очень больно, и я успею все почувствовать. Потом вспомнил о маме, и тогда предпринял последнюю, отчаянную попытку выжить: кувырок в воздухе, и я лег на поток, стараясь делать так, как видел в роликах про парашютистов. Но шансов не было никаких: серая глыба здания мелькала слишком далеко, а ветер относил меня в сторону, прямо на фундамент строящейся рядом башни. Еще полторы секунды полета. Кажется, я закричал. Непосредственно перед ударом вдруг появилось странное видение: я в горах, среди ледяных глыб и нагромождений суровых скал. Светит яркое солнце. А мне в глаза смотрит огромный кот с густым серебристым мехом. В его глазах стоят слезы.

Наступило странное спокойствие. Я видел склонившиеся надо мной расплывчатые тени. В глазах медленно темнело, и они исчезали, растворялись в черноте. Странно, но меня это совсем не пугало. Боли тоже не было – только нарастающее ощущение тепла и покоя внутри. Если бы я мог – я бы закрыл веки, чтобы не видеть этого гаснущего мельтешения неясных фигур. Словно в ответ на мою невысказанную просьбу, одна из фигур наклонилась, и, тяжело вздохнув, прикоснулась к моему лицу, закрывая глаза.

Еще я слышал голоса, тоже медленно тающие, как будто между нами росло расстояние.

– Да пес его знает, как так получилось! – Я с трудом, но узнал нашего бригадира; в голосе была злость и досада, – ищи – свищи теперь другого высотника!

– Высотника другого тебе, да? – Это был пробраб, – а не охуел ли ты часом? Сутки работы по пизде пошли! И жмура теперь куда девать, а? Че глаза отводишь?

– Щас ребята скорую вызовут… – пробормотал бригадир.

– Хуеную! – Продолжал яриться прораб, – он у тебя че, официально устроен?

– Да как можно!

– Кароч, бери своих гавриков. Снимайте труп с арматуры. В мешок – и на полигон, с ближайшим грузовиком. Сам лично поедешь! И не пиздеть никому, это ясно!?

– Да как его снять-то!? Он застрял метра на два, что твой лосось на кукане!

– А я ебу как снять? Твоя проблема. Чтоб через пятнадцать минут нихера тут не было. Место оцепить. И труп накройте чем-нибудь, пока снимать будете. Место почистить, чтоб ни кишок, ни крови. Свет не брать! Если утечка будет – придушу лично, это ясно?

– Ясно, – недовольно пробормотал бригадир.

– Все, выполнять! – Рявкнул прораб, и, вздохнув, добавил, – царствие небесное, эх, молодой парень был. Жаль-жаль…

Голоса растаяли; пришла тьма, а за ней – слепящий белый свет.

Мне отчаянно не хватало воздуха. Легкие жгло огнем, в голове пульсировало. Я дышал часто-часто. Диафрагма ныла. Было душно, и жутко воняло. Я рванулся, и попытался сесть. Что-то шуршащее и скользкое обвилось вокруг тела, сковывая движения. Я отчаянно заработал руками, пытаясь найти проход, или разорвать эту непонятную штуку. К моему удивлению, раздался треск, грубая мешковина, в которую я был закутан, словно в саван, повисла лохмотьями. Наконец, удалось вдохнуть воздух. Нельзя сказать, чтобы он был чистым и свежим, но, по крайней мере, в нем был кислород. Красная пелена перед глазами медленно таяла. Я выбрался наружу.

Насколько хватало глаз, вокруг лежали гниющие кучи мусора. Где-то в отдалении тарахтела техника: пара бульдозеров ровняла зловонные барханы. Красный диск солнца почти касался горизонта. У меня что-то было со зрением: цвета точно выцвели, было много серого. Но при этом видел я далеко и очень четко. Я потряс головой, и попытался протереть глаза. В первый момент мне показалось, что на руках что-то вроде меховых перчаток. Попытался снять их. Потом пришло осознание – эти меховые перчатки и есть мои руки. Если напрячь особым образом пальцы – из кончиков выходят самые настоящие когти. На ладонях – мягкие черные подушки. «Теперь понятно, почему мешок так легко поддался, – спокойно подумал я, – его когти порвали». И это была последняя спокойная мысль. Потом пришла паника.