Игра Джералда

В районе озер, где в 1923 году дед Тома Махо построил хижину, все изнемогает от жары – леса, озера, пруды и болота, – на улице девяносто градусов[13], а влажность такая, что можно пить воздух. Зато на побережье, в Фальмуте, всего около восьмидесяти[14]. Влажность совсем незаметна из-за морского бриза, который к тому же сдувает мошкару. На лужайке перед домом полно детей. В основном это друзья Вилла, но есть и подруги Джесси и Мэдди. И, что странно,  все очень даже неплохо ладят. Все хорошо, никаких происшествий. И около пяти вечера Том наконец удобно располагается в кресле со стаканом мартини. Он смотрит на Джесси, которая стоит неподалеку с крикетным молотком на плече, как часовой с винтовкой (и которой прекрасно слышно, о чем говорят родители, но это можно расценить как комплимент в ее адрес), потом поворачивается к жене и говорит, что ему кажется, что все-таки это была замечательная идея.

И не просто замечательная,  – думает Джесси, – а гениальная и совершенно потрясающая идея, уж если по правде.  На самом деле она думает не совсем так, но не надо высказывать это вслух, потому что – зачем искушать судьбу? Джесси считает, что сегодня просто отличный день – как сладкий вкусный персик. Даже музыка, орущая из переносного магнитофона Мэдди (который она охотно вынесла на лужайку перед домом, хотя обычно это была Великая и Неприкосновенная Святыня), совершенно не раздражает. Джесси, наверное, никогда не полюбит Марвина Гея – как она больше уже никогда не полюбит минеральный запах воды, исходящий от озера в жаркие летние дни, – но эта  песня очень даже ничего. «И черт меня побери, если ты не красавица, крошка» – глупая песенка, но вполне ничего. Безобидная.

14 августа 1965 года. Этот день все еще длится в памяти спящей женщины, которая прикована наручниками к кровати в домике на берегу озера, в сорока милях южнее Дак-Скор (но с тем же противным, металлическим запахом воды в жаркие летние дни). И двенадцатилетняя девочка, которой она была когда-то, не видит, что Вилл подкрадывается к ней сзади. Она наклонилась над мячиком, прицеливаясь, и ее оттопыренный задик превратился в слишком заманчивую мишень для мальчишки, который прожил на свете столько же лет, сколько иннингов в бейсбольной партии. И все же какая-то ее часть знает о том, что он к ней подходит. И с этого момента сон превращается в кошмар.

Джесси прицеливается, чтобы попасть в воротца с расстояния в шесть футов. Трудная позиция, но попасть очень даже возможно. И если получится, ей удастся наконец сравнять счет с Кэролайн. Это было бы здорово, потому что эта воображала Кэролайн почти всегда  побеждает в игре в крокет. И вот как раз когда она заносит молоток для удара, из магнитофона раздается новая песня.

О-о-о, слушайте все,  – в шутку грозится Марвин Гей, только Джесси почему-то кажется, что это вовсе не шутка. – И особенно вы, девчонки…

Загорелые руки Джесси покрываются гусиной кожей.

…как тяжело быть одному, когда любимой нет рядом… Друзья говорят, что я слишком сильно люблю…

Пальцы немеют, и Джесси совсем не чувствует молоточка в руках. В запястьях покалывает, как будто

(Колодки, смотрите, женушка в колодках, посмейтесь над женушкой в колодках)

на них надеты невидимые оковы. И сердце внезапно переполняется страхом. Это другая песня… плохая  песня.

…но кажется мне… кажется… только так и надо любить…

Джесси поднимает голову и смотрит на подруг, которые ждут, когда она ударит, и видит, что Кэролайн исчезла. На ее месте стоит Нора Кэллиган. Волосы заплетены в косички, кончик носа измазан белой краской; на ней – теннисные туфли и медальон Кэролайн с маленькой фотографией Пола Маккартни. Но зеленые глаза – Норины; она смотрит с пронзительным, взрослым состраданием. Джесси вдруг вспоминает, что Вилл – которого, несомненно, подстрекают приятели, – Вилл, очумевший от шоколадных пирожных и кока-колы, подкрадывается к ней сзади, чтобы ущипнуть. И тогда она разозлится, развернется и ударит его по лицу. И если праздник не будет испорчен полностью, то это по крайней мере добавит половник дегтя в его приторное совершенство. Джесси пытается ударить по мячу молоточком, чтобы выпрямиться и повернуться, прежде чем Вилл подойдет. Ей хочется изменить прошлое, но это очень непросто – все равно как пытаться приподнять дом и заглянуть под него в поисках спрятанных или потерянных вещей.

Кто-то прибавил громкость, и магнитофон уже просто-напросто надрывается, исторгая торжественную садистскую песенку: ОБИДНО ОЧЕНЬ МНЕ СЕЙЧАС… СО МНОЙ ТЫ ПЛОХО ОБОШЛАСЬ… КТО-НИБУДЬ, ПОДСКАЖИТЕ ЕЙ… ЧТО ПОСТУПИЛА ОНА НЕЧЕСТНО…