То, что стояло в углу, не было ни озерным человеком, ни серийным убийцей с бензопилой. Действительно, на полу что-то стояло (в этом Джесси была уверена), и это вполне могла быть бензопила. Но с таким же успехом это мог быть дипломат… или рюкзак… чемоданчик коммивояжера…
Да. Она прекрасно видела эту фигуру в углу, но все-таки не исключала возможность, что это ей только кажется. И вот что странно: это лишь укрепило ее уверенность в том, что само существо
Она снова взглянула на это лицо, полускрытое тенью. Глаза незнакомца в круглых черных глазницах, казалось, сверкали нездоровой жадностью. И тогда Джесси заплакала.
– Пожалуйста, есть здесь кто-нибудь или нет? – робко спросила она, захлебываясь слезами. – Пожалуйста, помогите мне. Видите эти наручники? Ключи прямо за вами, на столике…
Ничего. Ни движения, ни ответа. Оно – темное существо – просто стояло в тени, если, конечно, оно вообще там было, и смотрело на нее из-под маски, сотканной из пляшущих теней.
– Если хотите, я никому скажу, что я вас здесь видела. – Голос Джесси дрожал и срывался. – Обещаю, я никому не скажу. Я была бы очень вам благодарна…
Оно просто смотрело.
Просто смотрело и все.
Джесси чувствовала, как горячие слезы медленно катятся по щекам.
– Мне страшно. Я вас боюсь. Вы можете говорить?
Она чуть ли не билась в истерике. Панический страх, словно хищная птица, схватил и унес в своих цепких когтях какую-то ценную, незаменимую ее часть, которая помогала ей держаться. Теперь Джесси плакала и причитала. Страшная фигура молча и неподвижно стояла в углу комнаты, безучастная и к слезам, и к мольбам. Джесси оставалась в сознании, хотя иногда ей казалось, что она переносится в странное и пустынное место, как будто созданное специально для тех, чей страх переходит последний предел и превращается чуть ли не в экстатическое исступление. Смутно, словно издалека, Джесси слышала свой собственный жалобный голос, умоляющий освободить ее от наручников. (Пожалуйста, ну пожалуйста,
– Кто ты? Человек или дьявол?
Снаружи выл ветер.
Хлопала дверь.
Лицо незнакомца переменилось… Вроде бы растянулось в улыбке. В ней было что-то ужасно знакомое.
– Папочка? – прошептала она. – Это ты, папочка?