Игра Джералда

– А ты в это веришь? – спросила я. Я подумала, что подобная прямота может его шокировать, однако я плохо его знала. Он только усмехнулся.

– Ты спрашиваешь, думаю ли я, что у тебя хватило ума довести Джералда до смерти, но не хватило, чтобы понять, что при этом ты умрешь в наручниках? Конечно, нет. Чужие страховки не добывают ценой собственной смерти, Джесс. Могу я быть откровенным?

– Я не хотела бы видеть тебя иным.

– Хорошо. Я работал с Джералдом, и мы ладили, но не все в фирме могли с ним, ладить. Он был любителем острых ощущений. И меня нисколько не удивляет, что его увлекла идея заняться любовью с прикованной настоящими наручниками женщиной.

Я украдкой взглянула на него, когда он это говорил. Был вечер, и горела только настольная лампа; голова и плечи были в тени, однако я совершенно уверена, что Брендон Майлерон покраснел.

– Прости, если это задело тебя. – сказал он. Я чуть не рассмеялась, но это было бы нехорошо по отношению к нему. Просто уж больно смешно прозвучало его извинение – как у восемьнадиатилетнего школьника, честное слово.

– Это ничуть не задело меня, Брендон. – сказала я.

– Спасибо. Это хорошо. Конечно, в задачи полиции входит рассмотрение того, не было ли тут подлога, не зашла ли ты слишком далеко в этой игре, зная, что твой муж страдает от болезни, которую медики на своем жаргоне называют «паршивым коронаром»…

– Я вообще не имела представления, что у него больное сердце! – сказала я. – По всей видимости, и страховая компания этого тоже не знала. Если бы знала, они вряд ли выписали бы ему такой полис, ведь так?

– Страховые компании застрахуют любого человека, который будет платить взносы. – ответил он. – А агенты не видели, как он дымит целый день и хлещет виски. Это видела ты. Поэтому, с точки зрения полиции, ты должна была бы знать, что он сердечник, который может откинуть копыта при любом подходящем случае. И полиция могла бы рассуждать так: «Предположим, она пригласила любовника в загородный дом на озере и не сказала об этом мужу. И этот мужик выскочил в условленный момент, совершенно не подходящий для сердечника. Тот и отдал Богу душу». Если бы они нашли подтверждение этому, ты оказалась бы в трудном положении. Джесси. Потому что при определенных обстоятельствах такие появления могут рассматриваться в качестве посягательства на жизнь. И тот факт, что пил провела два дня в наручниках и вынуждена была спустить кожу, чтобы вырваться из них, естественно, является сильным аргументом против идеи сообщника, но, с другой стороны, сама идея наручников делает сообщника вполне возможным для.., ну, скажем, для определенного типа полицейского сознания.

Я уставилась на него, пораженная; я чувствовала себя, как человек, который только что понял, что он находится на краю пропасти. До этого разговора с Брендоном мысль, что полиция может обвинить меня в убийстве Джералда, как-то не приходила мне в голову.

Брендон добавил – Теперь ты понимаешь, почему не следует упоминать об этом незнакомце в доме?

– Конечно, – сказала, я. – Не надо будить собак, да?

Как только я произнесла это, я снова представила того пса, который тащит тело Джералда за руку по полу: я видела лоскут кожи, торчащий из его пасти. Кстати, они обнаружили, беднягу через пару дней: он нашел убежище под сараем у Лаглэнов, усадьба которых расположена за полмили от нас. Там был еще приличный кусок Джералда – пес, видимо, заглядывал в дом и после того, как я его отпугнула огнями машины и сигналом. Они убили его как бродячую собаку. На нем нашли бронзовый кулон, только без регистрационного номера, по которому можно было бы найти владельца и вернуть ему пса; между прочим, его кличка – Принц. Ты представляешь себе – Принц! Я даже пожалела беднягу, когда констебль Тигартен сообщил мне, что пса пристрелили. Я не винила его за то, что он сделал: бедный пес был в еще худшем положении, чем я.

Но это отступление, а я рассказывала тебе о моем разговоре с Брендоном по поводу незнакомца в доме. Он согласился насчет того, что не надо будить собак. Я же согласилась молчать, но была рада поделиться этим хоть с одним человеком – это огромное облегчение.

– Но телефон? – спросила я. – Когда я вырвалась из наручников и попробовала позвонить, он не работал. И я тогда поняла, что тут кто-то был и именно он перерезал телефонный провод. Поэтому я взяла ноги в руки и кинулась к машине. Ты не представляешь себе, какой это страх, Брендон, осознать, что ты одна среди леса с таким вот незваным гостем.

Он улыбнулся. Однако, боюсь, это была уже снисходительная улыбка. Так улыбаются мужчины, когда хотят скрыть мысль о том, как глупы, в сущности, женщины и как нелепо верить их рассказам.

– Ты пришла к выводу, что линия отключена, после того как проверила один аппарат, а именно – в спальне. Верно?

Я кивнула – отчасти потому, что так мне казалось проще, но в основном потому, что бессмысленно что-то объяснять мужчине, когда он уверен в своей правоте. Поэтому в данный момент я хотела только одного: чтобы наш разговор скорее закончился.