Игра Джералда

«Резонное замечание», – согласилась Джесси и снова обратилась к счету. Четыре – это бедра (слишком широки), а пять – живот (слишком толстый). Шесть – грудь, к которой она не имела претензий. Джесси подозревала, что Джералду несколько не нравились голубые ниточки вен, видимые сквозь гладкую кожу этих маленьких холмов. У красоток из журналов тут не было никаких следов кровообращения.

Семь – это ее слишком широкие плечи, а восемь – шея (которая была действительно красивой, но в последние годы кожа на ней стала не такой гладкой, девять – это подбородок с родинкой, а десять…

«Остановись! Что за черт! – взорвался голос, который не шутил. – Что за дурацкая игра?» Джесси плотнее прикрыла глаза, пораженная всплеском ярости в этом голосе и напуганная его чужой интонацией. Ярость эта была такой, что голос, казалось, исходил вовсе не из глубины ее существа, а был каким-то могущественным пришельцем извне.

«Не хочешь отвечать? – спросила Рут Нери. – Ладно, может, для тебя это слишком сложно. Давай, я упрощу задачу, Джесс. Кто обратил дурно написанный рецепт самоуспокоения Норы Каллигэн в процедуру самоуничижения?» "Никто, – подумала она и тотчас поняла, что голос, который не шутил, не примет такого ответа; поэтому она добавила:

– Хорошая Жена. Это ее проделки".

«Нет, не ее, – возразил голос Рут. Она категорически отвергла эту попытку переложить вину. – Эта правильная девица несколько глуповата, и сейчас она сильно напугана, но в глубине души она хорошая, и у нее всегда наилучшие намерения. А намерения того, кто протащил эту литанию Норы, самые дурные, Джесси. Разве ты не видишь этого? Разве ты…» – Я ничего не вижу, потому что мои глаза закрыты, – ответила она дрожащим голосом. Она попыталась открыть глаза, но что-то заставило ее снова закрыть их, чтобы не ухудшить и без того свое отчаянное положение.

«Тая кто же это, Джесси? Кто убедил тебя, что ты уродлива и никчемна? Кто решил, что Джералд Бюлингейм – твой принц из сказки? Кто убедил тебя, что он не только тот, кто тебе нужен, но и тот, кого ты заслуживаешь?» Огромным усилием воли Джесси выбросила этот голос – и все прочие голоса, как она надеялась, – из своей головы. И снова начала, теперь уже громко:

– Один – ступня, пальчики, как зайчики: два – нога, длинная и стройная; три – киска, пушистая и игривая; четыре – розово-золотистые бедра; пять – упругий живот, там вся моя еда…

Она не могла вспомнить ритмические периоды (это было хорошо, поскольку что она подозревала, что Нора выдумала все это сама, возможно, на основании публикаций в одном из иллюстрированных журналов, пытающихся объяснить клиенту все его проблемы, – эти журналы обычно лежали на ее кофейном столике в гостиной), поэтому остальное она стала просто перечислять:

– Шесть – моя грудь, семь – мои плечи, восемь – моя шея…

Она сделала паузу, чтобы глубоко вдохнуть, и с облегчением почувствовала, что сердце перешло с галопа на ровный и быстрый бег.

– Девять – уши, десять – глаза. Глаза, глаза, откройтесь!

Она открыла глаза, и спальня вокруг нее осветилась ярким сиянием, стала какой-то новой и – во всяком случае, на краткий миг – такой же прелестной, какой она показалась Джесси, когда они с Джералдом проводили свое первое лето в этом доме. В 1979 году, который когда-то показался небывалым чудом, а теперь затерялся в далеком прошлом.

Джесси посмотрела на деревянные серые стены, белый потолок с отсветами на нем и два больших окна, между которыми стояла кровать. Одно выходило на запад, сквозь него были видны веранда, сосны и голубая чаша озера. В другом окне открывался менее романтический пейзаж: дорога и ее старый «мерседес», после восьми лет службы начавший неумолимо ржаветь.

Прямо перед собой на вешалке у противоположной стены она увидела батик и равнодушно отметила, что это подарок Норы к ее тридцатилетию. Она не могла разобрать поблекшую надпись красным, но знала, что там стояло: NEARY,83. Еще один год из фантастики.

Рядом с вешалкой висела (и обычно надоедливо звенела, цепляясь за одежду, о чем она не решалась сказать мужу) пивная кружка Джералда, обычная пивная кружка, однако он испытывал по поводу этой кружки ненормальную гордость и пил из нее первое летнее пиво, когда они приезжали сюда в июне. Это была одна из тех странных церемоний, которые заставляли ее задолго до сегодняшних игр всерьез задавать себе вопрос, была ли она нормальной, когда вышла замуж за Джералда.

«Кто-то должен был положить этому конец, – подумала она вяло. – Кто-то должен прекратить этот ужас».

* * *