Игра Джералда

– О нет, я не думаю, – сказал Том, и в голосе его слышны были удивление и нерешительность. Джесси слушала его слова, как смертный приговор. – Не-ет, я уверен, что она…

Джесси посмотрела на него широко раскрытыми покрасневшими глазами.

– Пожалуйста, папочка, не говори ей! Прошу тебя! Пожалуйста, не надо! Он поцеловал ее в лоб.

– Но.., я должен. Джесси. Мы должны сказать.

– Почему? Почему, папочка?

– Потому что…

Глава 22

Джесси передернулась от страха и холода. Цепочки звякнули: кольца ударились о стойки. Тусклый свет осеннего утра сочился сквозь восточное окно. Она снова закрыла глаза.

* * *

– Потому что ты не удержишь это в секрете, – проговорил Том медленно, – и если уж это выяснится, то лучше для нас обоих, чтобы это стало известно сейчас, чем через месяц или через год. Или далее через десять лет.

Как умело он манипулировал ею: сначала извинение, потом слезы, а потом, как у фокусника с платком, – гоп! – и его проблема стала ее проблемой. Води-води-води – да только не гляди. В конце концов она поклялась ему, что не выдаст этот секрет никогда, и даже под пыткой, даже раскаленными щипцами из нее не вытащат этой тайны.

Да, она обещала ему сквозь слезы, сама не своя от страха. Наконец он перестал качать головой и просто стоял и смотрел в окно суженными зрачками, сжав губы.

– Ты никогда никому не скажешь… – произнес он через несколько минут, и Джесси почувствовала облегчение, когда прозвучали эти слова. Не сами слова были важны, а тон, которым они были сказаны. Джесси слышала этот тон не раз и знала, что мать не выносит его. Джесси никогда бы не подумала, что она окажется на месте своей матери. «Я меняю свою точку зрения, – говорил этот тон, – и хотя это против моих принципов, я уступаю тебе, потому что я умнее».

– Да, – кивнула Джесси. Ее голос дрожал, и она все время вытирала слезы. – Пап, я никому не скажу, никогда.

– Не только твоей матери, но никому. Никогда, – сказал он. – Это большая ответственность для маленькой девчонки, Чудо-Юдо. У тебя будут искушения. Например, ты делаешь уроки после школы с Кэролайн Клайн или Тэмми Хью, и одна из них рассказывает тебе свой секрет, и ты тоже должна будешь…

– Им?! Никогда-никогда-никогда!

Он, вероятно, увидел правду в ее глазах. Мысль о том, что Кэролайн или Тэмми узнают, что отец трогал ее, привела Джесси в ужас. Успокоившись на этот счет, отец приступил к тому, что следовало сделать дальше.

– Или твоя сестра. – Он отодвинул Джесси от себя и посмотрел в ее глаза долгим, пристальным взглядом. – Может случиться, когда ты захочешь рассказать ей…

– Папочка, никогда!..

Он слегка потрепал ее по плечу.

– Погоди и дай мне закончить, Чудо-Юдо. Вы очень близки, я это знаю. И я знаю, что девчонки часто испытывают потребность поделиться своими секретами в порыве откровенности. Сможешь ли ты скрыть это от Мэдди в такой ситуации?

– Да! – В отчаянии, что ей никак не удается его убедить, Джесси снова стала плакать. Конечно, если уж кому-то она могла бы сказать об этом, то только Мэдди, ее старшей сестре.., но она не сделает этого. Ведь Мэдди была в той же мере мамина дочка, как Джесси – папина, и, если бы Джесси сообщила сестре о том, что произошло на веранде, мать узнала бы об этом еще до заката солнца. Поэтому Джесси была уверена: это искушение она преодолеет легко.

– Ты действительно уверена? – спросил он с сомнением.

– Да! Конечно!

Но он снова скептически покачал головой, и его сомнение снова испугало ее.

– Я полагаю, Чудо-Юдо, что гораздо лучше сказать прямо. Лучшее лекарство – правда. Ну, не убьет же она нас…

Но Джесси слышала уже, какой гнев вызвало у матери сообщение, что дочь не хочет ехать на гору Вашингтон.., и не только гнев. Ей не хотелось вспоминать ту сцену, но сейчас она поняла, что в голосе ее матери можно было различить не только ревность, но уже и ненависть. Это видение с поразительной ясностью мелькнуло перед глазами Джесси, когда она стояла перед отцом в спальне и пыталась убедить его сохранить мир: они были, как две сироты на дороге, Ганс и Грета, бездомные, мечущиеся по Америке.., и спящие вместе, свернувшись калачиком.

Она зарыдала, умоляя его не говорить, обещая быть послушной девочкой, если он не скажет. Он дал ей выплакаться, потом решил, что настал нужный момент, и с серьезным выражением на лице сказал:

– Ты знаешь, Чудо-Юдо, для маленькой девочки у тебя огромная власть над людьми.

Она смотрела на него с новой надеждой, отирая мокрые щеки.

Он молча кивнул, потом стал вытирать ей щеки тем же полотенцем, которым вытерся сам.

– Я никогда не мог отказать тебе в том, что ты действительно хочешь, и сейчас именно такой случай. Пусть будет по-твоему.

Она бросилась в его объятия и стала покрывать поцелуями его лицо, подсознательно опасаясь, что это может снова плохо кончиться, но ее благодарность перевесила страхи и осторожность.