Игра Джеральда

Пес решил, что хозяйка по-прежнему безопасна, несмотря на стальные нотки, звучавшие в ее тоне, но все же продолжал коситься на нее, подкрадываясь к своему запасу мяса. Лучше быть в безопасности. Принц достаточно настрадался, чтобы усвоить этот простой урок, к тому же это не забывается легко или скоро. Всегда лучше быть в безопасности. Пес еще раз взглянул на Джесси горящими глазами, прежде чем опустил голову и принялся за одно из яичек Джеральда, пытаясь оторвать зубами кусок побольше. Ужасно было видеть это, но не это было самым отвратительным для Джесси. Самым отвратительным было взлетевшее с места своего торжества облако мух, потревоженных собакой, когда та вонзила в тело Джеральда свои клыки, тряся мордой. Их монотонное жужжание завершило работу разрушения той части ее разума, которая из последних сил боролась за жизнь и которая была связана с надеждой, живущей в ее сердце.

Пес настолько деликатно попятился к выходу, что стал похож на танцора из музыкального фильма, уши его были насторожены, а мясо зажато в пасти. Затем бродяга повернулся и быстренько удалился из спальни. Мухи тут же уселись на свои прежние места. Джесси опустила голову на перекладины кровати и закрыла глаза. Она снова начала молиться, но теперь она не просила об освобождении. В этом раз она молилась, чтобы Господь забрал ее к себе быстро и безболезненно, пока не зашло солнце и не появился незнакомец с белым лицом.

27

Следующие четыре часа были самыми ужасными в жизни Джесси Белингейм. Судороги возникали все чаще и были все более продолжительными, но не мышечная боль сделала время между одиннадцатью и тремя часами дня таким ужасным, ее измучило глупое, упорное нежелание ее разума покинуть четкий мир и опуститься в темноту. Когда-то в школе она читала стихи Эдгара По, но только теперь перед ней раскрылся весь смысл его строчек: «Нервничаю! Да, вы правы, я очень нервничаю и нервничал, но почему вы говорите, что я сумасшедший?»

Сумасшествие было бы облегчением, но оно не приходило. Точно так же, как и сон. Смерть может принести их, а уж темноту — наверняка. Она просто лежала на кровати, существуя в полуреальности, корчась от судорог. Только судороги имели значение, точно так же, как и измученный, напуганный разум, и ничего больше. Казалось, что мир, существующий вне пределов этой комнаты, потерял для Джесси всякую реальность. Действительно, она начала считать, что другого мира просто не существует, что люди, когда-то наполнявшие его, убрались в некое Бюро по переплавке, а все декорации убраны, как нарисованные домики после столь любимых Руфью студенческих спектаклей.

Время превратилось в холодное море, сквозь которое плыло ее сознание, как качающийся среди разбитых льдин ледокол. Голоса появлялись и исчезали. Чаще всего они раздавались в ее голове, но один раз Нора Калиган заговорила с ней из ванной комнаты, к тому же Джесси побеседовала со своей матерью, определенно прячущейся в коридоре. Ее мать пришла сообщить ей, что Джесси никогда бы не влипла в подобную историю, если бы научилась не разбрасывать свою одежду.

«Если бы я получала по пенни за каждую вещь, поднятую с пола, — произнесла Сэлли Махо, — то давно бы уже купила Кливлендский газоперерабатывающий комбинат».

Это была любимая присказка ее матери, и Джесси вдруг подумала о том, что никто из них так никогда и не спросил, почему она хотела купить именно Кливлендский газоперерабатывающий комбинат.