Игра Джеральда

Никакой реакции. Джесси охватило чувство нереальности. Неужели она делает это? Неужели все это происходит на самом деле? Неужели она действительно делает это? Казалось, что никто не обращает на нее внимания.

— Эй! Ослиная задница! — Теперь уже громче и со злостью, но все еще шепотом. — Эй, я тебе говорю!

Теперь уже судья посмотрел вверх, ну, наконец-то, хоть кто-то заметил ее. Брендон стонет и хватает ее за плечо. Она вырвется из его рук, если он попытается оттащить ее назад, даже если при этом на ней порвется платье, возможно, Брендон догадывается об этом, потому что он только пытается усадить ее на пустую скамью в первом ряду (все скамьи в зале заседаний пусты, потому что это — закрытый судебный процесс), и в этот момент Раймонд Эндрю Джуберт наконец-то поворачивается.

Гротескный астероид его лица с выпяченными губами, тонким, как лезвие ножа, носом и нависающим над ним лбом абсолютно неинтересен и лишен всякой осмысленности… но это его лицо, Джесси узнает его сразу, и чувство, переполняющее ее, — вовсе не ужас и не страх. Это огромное облегчение.

Его лицо зажигается светом. Румянец на плоских щеках напоминает сыпь, в глазах появляются все те же искорки. Его глаза разглядывают ее так же, как тогда в доме на озере Кашвакамак, взглядом безумца. Джесси загипнотизированно смотрит, как в них зарождается узнавание.

— Мистер Милхерон? — резко вопрошает судья из какой-то другой Вселенной. — Мистер Милхерон, ответьте мне, что вы здесь делаете, и кто эта женщина?

Брендон Милхерон исчез; здесь только космический ковбой, жертва любви. Его огромные губы шевелятся, обнажая зубы — желтые, неприятные, очень острые и мощные зубы дикого животного. Она видит блеск золота, напоминающего горящие глаза волка в темной пещере. И медленно, очень медленно ночной кошмар оживает; ночной кошмар начинает медленно поднимать свои огромные, страшные, длинные оранжевые руки.

— Мистер Милхерон, я бы хотел, чтобы вы и ваша незваная гостья сели на скамью и немедленно!

Судебный пристав, подстегнутый громовыми нотками в голосе судьи, наконец-то приходил в себя. Стенографистка оглядывается. Джесси кажется, что Брендон берет ее за руку, намереваясь выполнить приказ судьи, но она не вполне уверена в этом, да это и неважно, потому что она не может пошевелиться, ей кажется, что она по пояс закована в мокрый цемент. Конечно, снова солнечное затмение — полнейшее, последнее солнечное затмение. Спустя все эти годы звезды снова зажглись днем. Они светили внутри нее.

Она сидит и наблюдает, как усмехающееся чудовище в оранжевом поднимает свои бесформенные руки, по-прежнему не сводя с нее своего затуманенного взгляда. Создание поднимает руки, пока ладони не застывают вверху приблизительно в футе от ушей. Мимика его весьма красноречива: Джесси почти видит столбики кровати, когда чудовище сперва поворачивает ладони с длинными пальцами… а потом раскачивает ими из стороны в сторону, как бы удерживаемыми наручниками, которые может видеть только женщина в откинутой назад вуали. Голос, вырвавшийся из усмехающегося рта создания, являет собой полную противоположность всей его фигуре: это высокий, визгливый голосок безумного ребенка.

— Я не думаю, что ты существуешь! — выкрикивает Раймонд Эндрю Джуберт детским, дрожащим голоском, разрезавшим, как острым лезвием, перегретую атмосферу зала заседания. — Просто ты сделана из лунного света!

А потом создание начинает смеяться. Оно раскачивает своими огромными руками вперед-назад на цепях, видимых только для двоих, и смеется… смеется… смеется.

39

Джесси потянулась к пачке с сигаретами, но рассыпала их по полу. Даже не пытаясь собрать их, она вновь повернулась к монитору:

«Я чувствовала, что схожу с ума, Руфь, — я действительно это чувствовала. Потом внутри меня раздался какой-то голос, Мне кажется, он принадлежал Сорванцу, которая прежде всего показала мне способ, позволивший мне освободиться от наручников, и которая заставила меня действовать, когда пыталась вмешаться Хозяюшка с ее мудрой, безусловной логикой. Да благослови тебя Бог, Сорванец.

„Неужели ты не отомстишь ему, Джесси? — спросила она и продолжила. — И не позволяй Брендону помешать тебе, пока ты не сделаешь все, что должна сделать“.

Брендон пытался помешать мне. Он положил обе руки мне на плечи и давил на меня, пытаясь удержать на месте, судья взывал со своего места, судебный пристав уже бежал ко мне, я знала, что у меня осталась последняя секунда, чтобы сделать что-нибудь стоящее и важное, что доказало бы мне, что ни одно солнечное затмение не длится вечность, поэтому я…»

Джесси подалась вперед и плюнула этому чудовищу в оранжевом прямо в лицо.

40

Джесси откинулась на стуле, закрыла глаза рукой и начала всхлипывать. Плакала она почти десять минут — громкие всхлипывания в совершенно пустом доме, — а потом она снова начала печатать, часто останавливаясь, чтобы вытереть текущие по лицу слезы.