Игра Джеральда

— Ну, конечно… в самом конце. — Он протянул вторую руку. Теперь он сжал ей правую грудь, движение было настолько болезненным, что все ее тело пронзило током до самых пальцев ног. — А теперь раздвинь свои прекрасные ножки, моя гордая красавица!

Она внимательно посмотрела на него и увидела ужасную вещь: он знал. Он знал, что Она не дурачится, говоря о своем нежелании продолжать эту дурацкую сцену. Неужели такое возможно?

«Конечно, — произнес дерзкий голосок. — Если ты являешься отчаянным стряпчим в одной из крупнейших юридических контор на север от Бостона и на юг от Монреаля, то, конечно, ты просто обязан понимать то, чего хочешь, и не понимать то, чего не хочешь. Мне кажется, что ты в большой опасности, милая, в той большой опасности, которой оканчиваются браки. Лучше уж стисни зубы и зажмурь глаза, тебе придется пережить еще одно вливание».

Ох уж эта ухмылка. Грубая, безумная усмешка. Притворяется непонимающим. И делает это с таким совершенством, что даже сможет провести детектор лжи, если ему будут задавать вопросы по этому поводу. «Я думал, что это тоже часть игры, — допустим, скажет он, обиженно тараща глаза. — Я действительно так считал». А если она будет настаивать, обрушивая на него свою злость, он, возможно, прибегнет к старой, уже не раз использованной защите… «Тебе ведь нравилось это. Разве ты не веришь мне?»

Разыгрывает непонимание. Знает, но все равно собирается продолжать. Он приковал ее к кровати и сделал это при ее попустительстве, а теперь он, черт побери, собирается взять ее силой, действительно изнасиловать ее в то время, когда хлопает дверь, лает собака, звенит циркулярная пила, а одинокая гагара кричит над озером. Он серьезно собирается сделать это. И если она все же поедет к Мэдди, когда закончится это унижение, он будет продолжать утверждать, что у него и в мыслях не было ее насиловать.

Он сжал ее бедра своими жирными розовыми руками, пытаясь раздвинуть ноги. Джесси слабо сопротивлялась: она была слишком напугана и поражена происходящим, чтобы оказывать сильное сопротивление.

«Это самое правильное решение, — заговорил более знакомый голосок. — Просто лежи спокойно, и пусть он сделает свое вливание. Собственно говоря, что уж тут такого ужасного? Он совершал подобное и раньше бессчетное количество раз, ты же не рассыпалась от этого. Прошло уже столько лет с тех пор, когда ты перестала быть краснеющей от смущения девственницей».

А что случится, если она не последует увещеваниям этого голоса? Есть ли еще какой-то выход?

Как бы в ответ на этот вопрос перед ней возникла ужасная картина: она увидела себя, свидетельствующую на бракоразводном процессе. Себя, одетую в классический розовый костюм и персиковую блузку. В руках она нервно теребит маленькую белую сумочку. Она увидела себя, говорящую судье, похожему на Гарри Ризонера в старости, что да, это правда, что она поехала вместе с Джеральдом в загородный дом по собственной воле, да, она позволила приковать себя к кровати наручниками также по собственной воле, да, они и раньше разыгрывали подобные сцены, однако никогда не делали этого в своей резиденции у озера.

— Да, Ваша Честь, да.

— Да. Да. Да.