Игра Эндера

— Входи, здесь вряд ли подходящее место для разговора о психоанализе. Мы солдаты и редко придаемся психологическим отступлениям. Ты только что видел как он чуть не выпустил кишки главарю детской банды.

— Он был вынужден. Он не избивал его в прямом смысле, все гораздо глубже. Подобно Мазеру Рекхему в…

— Ой, пощади… Вот мнение комиссии: он выдержал испытание.

— Большей частью. Давай посмотрим как он поведет себя с братом теперь, без монитора.

— Его брат. А разве ты не опасаешься того, что может причинить ему брат?

— Ты единственный убеждал, что в этом нет ни капли риска.

— Я просмотрел некоторые прошлые записи. Я ничем не мог помочь. Я люблю этого ребенка. Я думаю, мы должны усилить дисциплину.

— Естественно, это наша обязанность. Мы злые, безнравственные демоны. Мы обещаем имбирный пряник, а сами едим живьем маленьких детишек.

* * *

— Сочувствую, Эндер, — прошептала Валентина. Она огорченно посмотрела на пластырь на шее.

Эндер дотронулся до стены и дверь бесшумно закрылась за ним.

— Мне безразлично. Я даже рад, что его убрали.

— Что убрали? В гостиной появился Питер, его рот был набит хлебом с маслом и язык с трудом ворочался.

Эндер не видел в Питере красивого десятилетнего мальчика с ясным открытым взглядом, темной густой вьющейся шевелюрой и лицом, которое могло принадлежать Великому Александру. Эндер видел в Питере лишь индикатор злобы или скуки, опасные перепады настроения брата всегда заканчивались болью с плачем. Вот и теперь, лишь только глаза Питера скользнули по повязке на шее, в них заплясали злые чертенята.

Валентина тоже заметила это.

— Теперь он как мы, — сказала она, пытаясь смягчить момент и выиграть время, чтобы не дать взорваться брату.

Но Питера уже ничто не могло остановить.

— Как мы? Он носил свою присоску до шести лет. А когда ты лишилась своей? Ведь тебе было всего три. Я потерял свое устройство около пяти. А он все еще носил свой. У, маленький ублюдок, паршивый баггер.

Это даже хорошо, думал Эндер. Все верно. Говори, говори, Питер. Чем больше ты говоришь, тем лучше.

— Ну что, теперь твои ангелы-хранители не оберегают тебя, — процедил Питер. — Теперь они вряд ли кого-нибудь смогут остановить, даже если тебе будет очень больно. Теперь они не услышат, что я говорю, не будут подглядывать. Что теперь ты скажешь! Что теперь?

Эндер пожал плечами.

— Где мама? — спросила Валентина.

— Ушла, — злорадно усмехнулся Питер. — Я за старшего.

Внезапно Питер рассмеялся и удовлетворенно потер руками, предвкушая наслаждение.

— Давай поиграем в баггеров и астронавтов, — предложил он Эндеру.

— Я думаю стоит позвать отца, — произнесла Валентина.

— Давай, зови, — усмехнулся Питер, — ты ведь отлично знаешь, что его нет дома.

— Я буду играть, — сказал Эндер.

— Ты будешь баггером, — крикнул Питер.

— Позволь ему хотя бы раз побыть астронавтом, — попросила Валентина.

— Заткни свой противный рот и не суй куда не следует свою толстую морду, — отрезал Питер. — Эй, пошли наверх, выберем оружие.

Эндер знал, что игра обещала быть далеко не забавной. И дело даже не в том, кто выиграет, а кто нет. Вопрос о победителе вообще не стоял. Когда дети играют в коридорах, разбиваясь на враждующие легионы, баггеры принципиально никогда не могут выиграть, и игра приобретает совсем другой оттенок, однако, все же это игра. У себя же в квартирах начатая игра — это совсем другое, здесь баггеры вообще не имеют право голоса. Ты остаешься в шкуре баггера, пока астронавт не решит, что игра окончена.

Питер открыл верхний ящик стола и вытащил маску баггера. Мать долго сожалела и расстраивалась, когда Питер принес ее домой. Но отец резонно заметил, что отнюдь не спрятанная в доме маска развязывает настоящие войны, а дети совсем по другим причинам берутся за лазерное оружие. Поэтому лучше играть в войну и тем самым хоть немного подготовиться к настоящему вторжению баггеров.