Игра Эндера. Голос тех, кого нет

— Скажите ему, что мне очень жаль. Я так устала, просто не могла думать, совсем не могла, скажите Эндеру, мне жаль.

Она пропустила несколько занятий, а вернулась уже другой — утратила прежнюю остроту и отвагу. То, что делало ее блистательным тактиком, ушло. Эндер теперь мог использовать ее только на рутинной работе в мелких операциях. Петра не была дурой. Она понимала, что происходит. Но она знала также, что у Эндера не оставалось выхода, и прямо ему это сказала.

Итак, Петра сломалась, а она была далеко не самой слабой из командиров эскадр. Он воспринял это как предупреждение: нельзя наваливать на ребят непосильную ношу. Теперь, вместо того чтобы использовать человека каждый раз, когда требовалось его мастерство, Эндер заставлял себя вспоминать, как часто тот сражался. Они нуждались в отдыхе, а потому Эндер иногда ходил в бой с командирами, которым доверял куда меньше. Снимая груз с других, он наваливал его на себя.

Как-то ночью он проснулся от боли. Подушка взмокла от крови, соленый вкус стоял во рту. Пальцы дрожали.

Он понял, что во сне грыз собственный кулак. А кровь все еще текла.

— Мэйзер, — окликнул он.

Ракхейм проснулся и вызвал врача.

Пока доктор обрабатывал рану, Мэйзер проворчал:

— Мне все равно, что и как ты ешь, Эндер, Самоедство не вызволит тебя из школы.

— Я спал, — ответил Эндер. — И я не хочу покидать Командную школу.

— Хорошо.

— Другие, те, что не смогли…

— Ты о чем?

— Те, что до меня. Ваши ученики, которые не справились. Что стало с ними?

— Они просто не справились. Вот и все. Мы не наказывали их, если ты об этом. Они просто отправлялись домой.

— Как Бонзо?

— Бонзо?

— Он уехал домой?

— Не как Бонзо.

— А как? Что с ними случалось? Ну, когда они ломались?

— Почему это интересует тебя?

Эндер не ответил.

— Никто из них не забирался так далеко. Ты сделал ошибку с Петрой. Но она оправится. И потом Петра — это Петра, а ты Эндер Виггин.

— Она — часть меня. Она делала меня.

— Ты не сорвешься, Эндер. По крайней мере, в ближайшее время. Ты побывал в кое-каких переделках, но выпутался. Ты не знаешь пределов своей выносливости, но, если уже достиг их, значит, ты куда слабее, чем мне показалось сначала.

— Они умерли?

— Кто?

— Те, кто не сумел.

— Нет, не умерли. Боже мой, малыш, это же только игра, не больше.

— Думаю, Бонзо умер. Мне это приснилось прошлой ночью. Я вспоминал, как он выглядел, когда я размозжил ему лицо головой. Наверное, вогнал носовой хрящ прямо в мозг. У него кровь шла из глаз. Он умер на месте.

— Это же только сон.

— Мэйзер, я не хочу, чтобы мне снилось такое. Я боюсь спать. Я все время думаю о том, чего не хочу вспоминать. Снова и снова прокручиваю всю жизнь, как запись. Кто-то хочет, чтобы я вгляделся в самые ужасные моменты моей жизни.

— Мы не можем накачать тебя лекарствами, если ты на это надеешься. Жаль, что тебе снятся плохие сны. Может быть, оставлять на ночь свет?

— Да не смейтесь надо мной! — крикнул Эндер. — Я боюсь, что схожу с ума.

Доктор закончил перевязку, и Мэйзер отпустил его.

— Ты действительно этого боишься? — спросил Мэйзер.

Эндер подумал и усомнился.

— Во сне, — сказал он, — никогда не знаешь, ты ли это.

— Странные сны, Эндер, это предохранительный клапан. Впервые в жизни ты работаешь с полной отдачей. Ну, и тело ищет пути компенсации, вот и все. Ты теперь большой мальчик. Пора перестать бояться ночи.

— Хорошо, — проговорил Эндер и решил больше никогда не рассказывать Мэйзеру о своих снах.

Дни шли, и каждый день он сражался. Эндер втянулся в рутину саморазрушения. Появились боли в желудке. Доктор посадил его на диету, но вскоре он вовсе потерял аппетит.

— Ешь, — говорил Мэйзер, и Эндер автоматически подносил ложку ко рту. Но если не принуждали, он не ел.

Еще двое командиров эскадр сломались, как раньше Петра, поэтому остальным приходилось работать еще больше. Теперь у противника всегда было трехкратное или четырехкратное превосходство. Жукеры изменили тактику; когда дело оборачивалось худо для них, они быстро отступали, перегруппировывались, затягивали бой, надеясь выехать на численном превосходстве. Сражения тянулись все дольше и дольше. Иногда проходили часы, прежде чем ребятам удавалось распылить последний корабль противника. Эндер начал подменять усталых и задерганных командиров свежими и отдохнувшими прямо в ходе сражения.

— Знаешь, — сказал ему однажды Боб, перехватывая команду над оставшимися четырьмя истребителями Горячего Супчика, — эта игра уже не доставляет мне прежнего удовольствия.

В один прекрасный день, когда Эндер муштровал командиров, комната вдруг потемнела, и он очнулся на полу. Лицо было в крови: он ударился о подлокотник и панели управления.

Его перенесли на кровать, и три дня он сильно болел. Ему виделись сны, но даже во сне он понимал: это все не настоящее. То мерещилось, что он видит Валентину или Питера. Порой это были его друзья из Боевой школы, порой — жукеры-вивисекторы. Однажды он увидел как наяву, что полковник Графф склонился над ним и шепчет утешения, как заботливый отец. Но когда Эндер проснулся, рядом был только враг, Мэйзер Ракхейм.

— Я не сплю, — сказал Эндер.