Игра Герцога

— В полночь? Виданное ли дело?.. Какое же такое добро можно делать в тёмный час? И куда же мы двинемся? К тому же метели грядут, по всем приметам…

— Двинемся в путь дальний, — странный человек улыбнулся, вновь блеснули оранжевые ободки глаз. — Но в это я посвящу вас только после подписи нашего договора. Гвилум, — он громко щёлкнул пальцами, вновь блеснув большим зелёным камнем на перстне. — Дорогой Гвилум, прикажи мальчику-половому, чтобы взбил мне как следует постель. Мне пора прилечь — что-то я пока так быстро устаю…

Пётр ещё долго сидел и смотрел, как в безжизненном свете трактирных свечей поблёскивала на его ладони большая золотая монета…

Глава 4 Господин в лисьей шапке

Следующим утром Пётр поехал в извоз больше из-за упрямства, хотя самому не очень-то и хотелось покидать натопленную избу и запрягать Уголька. Да и смысла не было: зачем собирать жалкие медяки, когда уже получен такой аванс в трактире? Но жена, как бывает, испортила настроение: упала в ноги, со слезами молила остаться дома. Слушать причитания, и тем более выполнять её слезливые просьбы было не в его правилах.

Да и не такого поведения он ждал от неё — ведь Пётр покрутил перед глазами Ульяны блестящей монетой, и сказал, что это только задаток перед большим делом. Таких денег, что ему предстоит заработать, в их краях никому из крестьян отроду видеть не приходилось! Но Ульяна не слушала его спокойных доводов, и ревела, причитая:

— Ой, нехорошо, Петрушенька, это дело кончится, ой нехорошо, чует моё сердце! Брось, оставь этот извоз Христа ради! И от этого предложения странного тоже откажись! Переживём, протянем как-нибудь, разве оно нам впервой? Будет зима — будет и лето, недаром говорят. Да и одного этого золотого нам хватит!

Старшая дочь крутилась радостная и веселилась, как собачонка, и всё спрашивала, как много нарядов можно купить на такой золотой? Средняя ей поддакивала и тоже смеялась. Пётр тешил старшую и говорил, что исполнит все её прихоти, лишь бы мать слушалась, да за сёстрами следила со строгостью.

Младшая же Есия его опечалила. Может быть, именно от её ясных бирюзовых глаз он и уехал в извоз, лишь бы только не видеть этого взгляда. Ни о чём она не просила, но смотрела с какой-то обречённой и нежной тоской. Она протянула руку, чтобы подержать монету, и отец с радостью дал. Но лишь девочка положила её в ладонь, как тут же вскрикнула, и золотой, поблёскивая и будто даже пульсируя, как уголёк, покатился по полу. Есия плакала:

— Что случилось, краса моя? — Пётр взял её за плечи, и вздрогнул от её неожиданных слов:

— Из печи огненной монета сия! Выплавили её на тех же кострах, где грешников на вечные муки подвешивают!

— Что ты такое говоришь, радость моя? А ну брось, глупости! Откуда такие разговоры пошли! — Пётр пытался утешить, но не получилось. Ульяна поддержала младшую, и выдержать бабский гомон он не смог.

Потому, насупившись, запряг утром Уголька, и уехал.

Он не поднимал бровей, хмурился, и потому даже не заметил, как доехал до перекрёстка. Конь проехал его мимолётом, и потому, когда Пётр огляделся, так и не понял — а была ли трактирная вывеска на старом здании? Вроде бы как и нет… Неужели ему вчерашнее только померещилось? Тогда откуда эта странная монета? Что за чертовщина кругом? Он хотел было уже развернуть коня, чтобы проверить — так есть ли треклятая вывеска, как впереди запестрела фигура. Снова какой-то нездешний, подумал Пётр, совсем уж в странном одеянии — похож на охотника времён царя гороха.

Незнакомец помахал ему:

— Голубчик, милый, не торопись, мне тебя сами небеса послали! Слава Богу!

«Бога поминает, и то уж хорошо, — подумал Пётр. — А ну как я!»

И, подъехав к незнакомцу, он остановил лошадь, и трижды с молитвой перекрестился! Ничего не поменялось — незнакомец не исчез, не провалился под землю.

— Рад человеку богобоязненному, — ответил путник, улыбаясь. Пётр рассмотрел его ближе. Был путник молод, с рыжеватой бородой, в шубе и шапке с пушистым лисьим хвостом, который укрывал его шею, словно шарф. За плечами — длинный, украшенный узорами в виде танцующих зверей чехол. Должно быть, там хранилось изысканное зарубежной ручной работы ружьё, решил Пётр. Вновь в нём заиграло уважение в смеси с желанием угодить, поддакнуть. Наверняка незнакомец богат.

Но то, что тот сказал, шокировало Петра. Лицо крестьянина от услышанного стало белее снега:

— Голубчик, то, что я встретил тебя на пути, большая удача! Я с самого утра хочу поймать извозчика, а человек я приезжий, недавно только прибыл на станцию. И мне много где нужно побывать! Но ни одного, представляешь, ни одного извозчика с утра! Говорят, все напуганы! Будто бы, как мне рассказал один нищий, которому я подал, дикие звери задрали некого «лихача» Матвея. Прямо по дороге к городу! Будто бы ехал он, да так и запропал по пути. А нашли его: лучше и не видеть. А главное — не съеден! Растерзали беднягу, аж кожа сорвана. Да что это я, и тебя пугаю!.. Выручишь, братец, ой как надо! Я уж тебя отблагодарю, в обиде не останешься!