— Туда и дорога, — прошептал тот, кого ворон именовал великим герцогом. Он понимал, что с его приходом домовой с помощниками — кошками-коловёртышами, в страхе и навсегда покинули эти холодные стены. Напрасно домовой столько лет ждал, что здесь появятся люди. Лишь тот, кто снова пришёл из Мира Теней, и его слуги — Вестовые Хаоса, могут жить теперь здесь. Трактир с бегством духов жилья совершенно потемнел, свечи лишь на миг вздрогнули, и опять продолжили гореть бледными огоньками.
— Несу-несу, мессир! — ворон сучил лапами, стуча когтями по полу, и тащил, обняв крыльями, бутыль с мутной жидкостью. Поставил рядом с самоваром, нагнулся, достав серебряную чашу-череп. — Разрешите, я отойду, воротит от одного вида вражьего зелья…
— Ничего, это простительно, а врага надо принять и победить, — путник взял чашу и налил. — Всё в мире устроено так. Нужно принимать яд, чтобы обрести силу.
— Да-да, вы как всегда правы, ваша честь, — ответил Гвилум, сжав крыльями клюв, чтобы не дышать.
Лишь только странник коснулся губами краешка, у черепа-чаши зажглись алыми огоньками глаза. Он выпил до дна — спокойно и безучастно, Гвилум восторженно смотрел, как ходит вверх-вниз большой кадык:
— Гвилум, — выдохнув, сказал человек в богатом иноземном кафтане. — Нам скоро отправляться в путь, и будет тот дальним, накопилось много дел. Помнишь, как мы дарили людям добро тогда, в века минувшие?
— Да, то были очень хорошие деньки, мой господин. Мы сотворили так много добра! — он закатил глазки, и загоготал. — Я все эти годы вспоминал, когда вы были с нами. Не было ничего лучшего в моей долгой жизни! И вот теперь, наконец, вы снова с нами!
— Да, вот и пришла опять пора, чтобы предложить людям всё самое-самое хорошее.
Гвилум с почтением убрал чашу, и вновь взялся за полотенце и стал протирать посуду.
— А ведь люди не меняются, сколько веков бы ни отмерили часы Вечности… Меня не было, но они же совсем не изменились? Как думаешь, мудрая птица?
— Вы правы, не изменились. У них так много всего полезного появилось в последнее время, шум паровозов добрался и сюда, слышите? Даже сквозь вьюгу доносится. Но они так же, как и раньше, падки на разное добро.
Странник подошёл к окну, всматриваясь во тьму:
— Век девятнадцатый, каков ты? — герцог помолчал. — Я должен всё обойти и внимательно осмотреть сам. Вот, уже знобит, — он сбросил кафтан, ворон подбежал и ловко принял его крыльями и клювом. — Ты должен помочь мне в одном деле, Гвилум. С нами мальчик — на всё мастер, многорукий наш половой. Ты — верный слуга, но мне нужен ещё и ездовой… как всегда, с вороным конём. Всё, как и раньше.
Гвинум покорно склонил голову:
— Что-то подсказывает, мессир, что тот сам найдёт нас. Я даже чувствую, кто он. Доверьтесь моему проверенному птичьему нюху.
— Не будем торопить события. Спешка не приводит к добру, а мы ведь на его стороне. Я пойду отдыхать, не беспокой меня, пока я сам не спущусь. Не смущайся и не тревожь, даже если я буду неспокоен, осина поломает меня, но так я верну всю мою силу.
Луна поднялась, налилась безжизненным бледным кругом над покатой крышей трактира. Домовой подхватил мохнатыми лапками своих кошек-помощниц, укрыл их от мороза косматой бородой, и, не оглядываясь, засеменил лаптями по снегу в сторону тёмного леса. Кошки жалобно мяукали, прижавшись к нему. Совы, вцепившись когтями в смолистые ветви, провожали его горящими глазами, радостно ухая от его возгласов и проклятий.
Округа замерла, высокие сосны спали, держа на зелёных лапах огромные снеговые шапки. Волки, сбившись в стаю, хрипели, косились недобро на бредущего мимо домового. Они дрожали от холода, но не смели поднять голову и завыть, — пустые желудки сворачивалось в морщинистые комки от жгучего нутряного понимания, что этой ночью в мир пришёл их хозяин. Звери знали, что он уже уснул после долгого пути, и не смели потревожить даже шорохом. И потому лишь скулили, острые зубы стучали, и бурые пасти выдыхали пар.
В ближайшем от леса селе Серебряные Ключи поджали хвосты их трусливые собратья — собаки, боясь высунуться из конуры. И лишь в небольшом привокзальном городке Лихоозёрске в трёх верстах на запад ничего не слышали и не знали — станционный смотритель в тёмно-синей форме из сукна, зевая, стучал в небольшой колокол, встречая задержавшийся из-за снегопадов и прибывший в столь поздний час курьерский состав.
Смотритель почтенно поклонился высокому молодому человеку в лисьей шапке, который после остановки тяжёлого, выдыхающего пар и лязгающего железом состава ловко спрыгнул и протянул ему монету. Старик не стал рассматривать её в потёмках, только заметил, что она тяжеловата, и положил в карман. Он прожил много лет, и ничему не удивлялся. Даже странному и такому несовременному виду господина, заплечной сумке и длинному, расшитому узорами чехлу за плечом.
Судя по этому чехлу, в нём хранилось охотничье ружьё…
Глава 2
Петр-полукорма