Перешел в секцию альпинизма. Тренировки проходили в Одесской областной станции юных туристов-альпинистов. Замечательно учили расставлять палатки, разводить костер одной спичкой, правильно укладывать спальный мешок. Но со временем выяснилось, что в Одессе нет не только гор, но и холмиков. Еще Пушкин предупреждал: «…Степь нагая там кругом…». Нас, правда, повезли в Крым покорять Ай-Петри. Потом я не раз бывал в горах, пустынях, океанах, болотах, ледниках, в том числе на Эльбрусе, с которого спускался на квадроцикле. Но это «потом» много позже. А тогда покоряли Крым, который еще был нашим в первый раз. Узнав, что высочайшая вершина находится далеко за пределами СССР, понял, что мне ее не увидать, и интерес к альпинизму как-то угас.
И тут я встретил удивительных людей – Зою Александровну и Михаила Борисовича Ивницких. Они впервые привили любовь к настоящей литературе, научили видеть живопись, слушать музыку. Зоя Александровна играла Лунную сонату. Я слышал ее первый раз в жизни. И музыка впервые довела меня до слез. От Ивницких узнал, что был Золотой век русской литературы и Серебряный век. От них услышал не входившие в школьную программу стихи Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Пастернака.
И примерно в это время практически с первого или со второго прочтения заучил стихотворение «Быть знаменитым некрасиво» И оно меня вразумило. Захотел не просто прославиться. Мои фантазии никуда не ушли. Но я понял, что быть знаменитым не может быть целью. Цель – создание чего-либо. А просто быть знаменитым – просто некрасиво.
Есть у Бориса Пастернака и другое стихотворение, не менее цитируемое:
И там – поразительные слова, которые хотелось подарить кому-то для названия книги. Или оставить себе.
«ИГРА И МУКА» – пусть так называется эта книга.
Предисловие написал Анатолий Васильев – великий русский режиссер. Таких называют странным словом «культовый». Но что делать, если другого слова здесь не подобрать. Так сложилось, что мы вместе учились и даже жили вместе. Нет, апологетов актуальных толерантных трендов просьба не беспокоиться – мы просто жили в одной комнате в общежитии ГИТИСа на Трифоновской. Мы – друзья, о чем я с гордостью и радостью заявляю. Толя, как старший товарищ, сыграл огромную роль в моей жизни. И, конечно, стал героем некоторых историй, которые вошли в эту книжку. В том числе и иронических. У него с чувством юмора все в порядке – о чем свидетельствует это весьма эксцентричное предисловие:
Игра и муха.
Игра и муха
Портной Йося из Одессы играл с мухой. Стучал на швейной машинке портки для соседа Пифагора из Мариуполя и играл с мухой. Муха садилась то на швейное колесо, то на левую коленку, то на шов, то взлетала с шипением до лампочки и прыгала на правую бровь, а портной Йося из Одессы стучал пятками по чугунной платформе и играл с мухой. Он на нее дул, но так сильно и звучно, как соловей-разбойник! Муха отлетала от штанов Пифагора и с треском разбитой тарелки ударялась о дверной косяк или лампочку над швейным станком, звенела прозрачными вертолетами своих крыльев, и в сотый раз прилипала к потному Йосе, портному из Одессы.
Что за мука эта муха!
Мысли лезли на Йосин затылок и там клубились противными червяками.
Что за мысли эти мусли, эти гусли та-ра-ра!
Что за муха – лезет в ухо, что за мука и игра, что за идише-судьба!
Если бы я был Гришковцом из Полоцка, то сшил бы не штаны Пифагору из Мариуполя, а повесть, но получше, чем мемуары Гришковца из Полоцка. «Как портной Йося из Одессы съел свою судьбу-собаку и закусил пифагоровыми штанами (из Мариуполя)». В пяти частях! Он замечтался и открыл рот в предвкушении несомненного успеха. Внезапно муха влетела в Йосин рот, но пролетая сквозь надутые губы, зацепилась за широкую Йосину улыбку и на секунду застряла от удивления. Тут Йося так дунул и свистнул, что муха, как пуля, вылетела в открытую форточку и растворилась в голубом небе.
Стало тихо, как в гробу…
Наконец-то портной Йося из Одессы дошил пифагоровы портки, тряхнул ими над швейной машинкой, растянул для красоты, чтобы похвастаться, и воскликнул:
Пифагоровы штаны на все стороны равны! Можно жить!
Ай, да Йося – Мукин сын!
Мой давний студенческий друг Иосиф Райхельгауз, жить еще можно! Будем жить…