Игра или жизнь. Везунчик... ли? (СИ)

Все вещи первым делом перенесли в подземное хранилище, тут же был назначен главный хранитель, им выбрали Броневика, который совсем не отказывался, а даже был рад. Ему шмота досталось больше всех, просто потому, что после операции у него осталось только оружие, щит и бижутерия. Сам Толик с удивлением и содроганием вспоминал те стружки брони, оставшиеся от его обмундирования, увиденные им после операции. В реальной жизни он не знал, что могло бы так ровно, до зеркального блеска, разрезать метал не слабее танковой брони.

Когда из хирургической выбрался измученный Лаки, и радостная, но тоже сильно уставшая Лена, Роберт ощутил в себе новые силы. Сестра вся светилась, да и изменилась очень сильно. Тоже новый биотический костюм, параметры которого так никто и не сумел узнать у Толика и Иры, очень подчеркивающий фигуру девушки.

Лаки повернулся к своей хирургической и сделал жест. Тут же огромный куб, бывший Хирургической комнатой, стал сжиматься и вскоре небольшой кубик был убран в инвентарь.

— Все, можешь делать преобразование, — Лаки подошел к Роберту.

— Нам надо выходить из лагеря? — спросил Роберт, не отводя взгляда от Лены.

— Нет, конечно, — возмутился Лаки, — если бы все преобразования так проходили, это как бы все гильдии напрягались, при очередном преобразовании. Так что бери все преобразователи, какие выпали, и иди к дереву, мы тут подождем.

— А меня пока кто-нибудь, ведите в курс дела, — жалобно попросила Лена, — а то от Лаки ни слова не могу добиться. Где мы находимся? Когда вы успели обзавестись городом? Что вообще творится?

* * *

Пока Лене рассказывали о произошедшем, Роберт колдовал с преобразованием лагеря в город, я откровенно отдыхал. Умаялся с преобразованием Лены основательно, восемь часов колдовал над ней. Но я могу быть собой доволен, сделал все, что хотел, даже то, что админы хотели мне запретить. Послал их куда подальше, искин меня поддержал, и сейчас трудно представить игрока суровее, чем Лена.

Пока лежал с закрытыми глазами, услышал в стороне пение и бренчание. При этом пение было на удивление красивым и задорным, а вот музыка была именно бренчанием. Постоянно проскальзывающая фальш струн, плавающий звук, очень уж временами раздражал.

— Слушай, Двурукий, кто там бренчит? — спросил я его.

— О, а я думала, Гусляра только я слышу, — ответила неожиданно Лена.

— Вы что, барда нашего отсюда услышали? — удивленный возглас Двурукого, — он что, опять за балалайку свою взялся?

— Погоди, — я остановил сорвавшегося Двурукого, — у вас что, еще и бард есть?

— Ну, прибился к нам не так давно, — смутился почему-то разбойник, — Бренчать умеет, голос — заслушаться можно, а смысла никакого. Не боевой класс абсолютно. Он у нас за повара вроде как, но готовит хуже, чем тот же Фурше.

— Фурше? — хихикнул я.

— Да, один воин у нас так назвался, — кивнул Рога, — немного бесшабашный, но говорит, поваром в жизни был, тут таланты пригодились.

— С поваром ладно, чем бард то тебе не угодил?

— Да не то, чтобы не угодил… просто не знаю, как с ним быть? Сам он музыкант и певец, причем от бога, в это я могу поверить. В игру как попал, так и вцепился в своего барда любимого, ничего больше не хочет брать. Что бы быть нам полезным, прокачал повара, портного, доктора, только потому и держим. Ну, еще потому, что он нормальный малый, без закидонов. А инструмент то фиг найдешь под него. Вон дудок целая гора, а ему не надо, хочет что-то струнное, мечтает вообще о гуслях, а где их достать? Как-то раз притащили ему балалайку, с тех пор не расстается с ней. Но она крайне низкого качества, звук просто убиться.

— Понятно, — протянул я, — значит, хотел его по боевке натаскать?

— Барды они же вроде как воры и лучники, ослабленные конечно, но все же. Кинжалы ему не очень, а вот с арбалетом малым в целом справляется, стал более полезен. Но тренироваться не хочет.

— Ладно, дай мне на него взглянуть. Может хоть талантливый.

— Талантливый это точно, — поддакнула Ира, — он нам в сложных ситуациях такие выходы находил, я до сих пор не могу понять, как?

Через пять минут к нашей компании приблизился очень смущенный парень, за спиной у него болталась… домра, а вовсе не балалайка, как говорил Двурукий.

— Привет, Гусляр, мне вот тут сказали, ты талант в музыке. Не мог бы что-то сыграть? — я опередил Двурукого, который хотел что-то сказать.

— Вам нравится? — вспыхнул парень, но тут же погас, — но у меня нет хорошего инструмента, а этот сильно разбит.

Он взял домру в руки и я увидел, что он прав. Сломанный и перевязанный гриф, заплатки на корпусе, криво стоящие колки. В реальном мире на таком вообще нельзя было бы играть, а в игре было еще допустимо.

— О — хо — хо, — покачал я головой, — дай ка взгляну.

Он передал мне домру, с некоторой опаской, только видя кивок Двурукого, осмелился. Повертев и рассмотрев её со всех сторон, я достал из рюкзака походный ремонтный набор. Уже не тот грубый ящик, что был когда-то, а нормальную такую мастерскую, пять на пять примерно. Рядом стоящие просто ахнули, когда все это развернулось.