Игра Канарейки (СИ)

Ольгерд взглянул на опустевший кувшин, встал из-за стола и направился к корчмарю.

Канарейка села на скамейке боком, чтобы посмотреть вслед атаману. Тот подошёл к Бьорну и что-то коротко сказал ему. Корчмарь торопливо кивнул, достал из тумбы два графина и кружку, но не протянул их атаману, а услужливо сам понёс к столу, за которым сидела эльфка. Бьорн поставил посуду перед Канарейкой, сконфуженно улыбнулся и засеменил обратно к своей тумбе.

Ольгерда такое обращение только раздражало. Напоминало о днях, когда слуги в родовом поместье фон Эвереков постоянно порывались одеть его или лишний раз накормить. Когда Ирис была рядом, он был счастлив, а мысль об их персональной вечности ещё лишь зарождалась в его голове. И уже тогда Ольгерд тяготился излишним вниманием прислуги, побаивающейся вспыльчивого хозяина.

Годы кочевой жизни по баракам, лесам и полупустым усадьбам с вольной реданской компанией окончательно отучили атамана от слуг, мягких постелей и горячей еды. Теперь редкие выпады трясущихся перед ним корчмарей и мелкой знати только злили его, но «кабанам» это безумно нравилось, поэтому Ольгерд молчал.

Когда атаман вернулся за стол, Канарейка подскочила будто от неожиданности, сложила на столешницу руки, будто что-то прикрывая. Фон Эверек налил в принесённую кружку мёд и поставил перед эльфкой. Она улыбнулась неловко, кивнула и сделала небольшой глоток.

– У меня была жена, – вдруг совершенно спокойно, даже холодно сказал Ольгерд.

Канарейка непроизвольно нахмурилась. «Была».

– Она умерла? – не выдержала эльфка. И тут же осеклась. – Извини. Так нельзя.

– Да.

– Сколько лет ты бессмертен?

– Вечность.

Атаман сам себе не мог объяснить, какого чёрта он отвечает на вопросы наглой эльфки. Почему он не может просто послать её или выгнать из-за стола? Зачем она хочет это узнать?

Она не была как все «кабаны» и «кабанихи» проста и прямолинейна. Она видела больше них, сама отнимала жизни, но не получала от этого удовольствия – она зарабатывала этим. Канарейка пила не чтобы веселиться в исступлении, а чтобы забыть последний крик жертвы или искажённое гримасой ужаса лицо. Она была сложнее, чем люди, в обществе которых Ольгерд провёл последние лет десять. Она определённо вела какую-то игру и не спешила выкладывать карты на стол.

– Это плата за вечную жизнь, – серьёзно сказала Канарейка. И добавила почти шёпотом. – Или просто за очень долгую…

Атамана накрыла волна ярости. Как она смеет говорить о его бессмертии, о том, о чём она не имеет никакого понятия?! Это – плата за его собственную чудовищную ошибку. И только.

За годы бессмертия у Ольгерда притупилось, если не полностью исчезло чувство самосохранения. Что бы с ним не происходило: затаптывали ли его кони или протыкали его насквозь мечом, атаман чувствовал только невыносимую боль, но всегда оставался жив. Со временем боль тоже притупилась. Или фон Эверек просто перестал обращать на неё внимание? То же самое можно было сказать и о боли в сердце – о воспоминаниях об Ирис. Он только помнил, что с ней было хорошо, что он любил её, что сам виноват во всём случившемся. Но никто никогда не пытался залезть в его душу, не выспрашивал о прошлом. Эльфка же делала это с таким видом, будто всё прекрасно понимала, будто могла помочь.

– Каменное сердце – плата за вечную жизнь, девчонка.

Канарейка не была уверена, что поняла Ольгерда до конца. Но она видела, как он напряжён, как сжимает ладонь в кулак, и по руке бегает мелкая дрожь. Безумно хотелось спросить что-то ещё, но сейчас определённо не стоило. Ему было больно. Но он не думал о том, что ей самой почти сто пятьдесят лет. Эльфы мало меняются лет с тридцати и примерно до двухсот пятидесяти лет. Только к трёмстам начинают стареть. Видят, как сменяется четыре-пять поколений людей.

– Геральт поведёт твоего брата на свадьбу.

Ольгерд холодно молчал несколько минут, Канарейка пила сладкую медовуху, всё ещё полулёжа на столе.

– Он тебе рассказал? – наконец спросил атаман. Ольгерд был снова бесстрастен и отстранён, будто между ними только что не произошёл разговор, разворотивший все его воспоминания.

– Да, – соврала эльфка. Она умела контролировать себя, атаман даже не заподозрил её во лжи. Да и зачем бы ей врать при ответе на этот вопрос?

– Интересно, как он вытащил Витольда из могилы, – хмыкнул атаман.

– Неужели ты не хочешь встретиться со своим родным братом?

– Мне не стоит его видеть. – Ольгерд отпил вина из чашки. – Мы в ссоре. Он мёртв.

– Так почему бы не пойти туда инкогнито? Переодеться, нацепить какую-нибудь дурную шапку? – Канарейка развеселилась, ей очень хотелось размашисто жестикулировать, но по какой-то причине она всё не отрывала руки от стола. – Я сама хочу сходить, но одной идти на пьянку маленькой хрупкой девушке опасно, – хитро протянула она.

– Точно, – Ольгерд включился в игру. – Особенно, если она убийца, заказы к которой стекаются со всего Севера.

– Не знаю никаких убийц. Я – певица. Вот моя лютня.

– Ты задолжала мне песню, певица. Сыграй что-нибудь громкое, чтобы ребятам понравилось.